Твой последний шазам

— В темноте все кошки серые, а меня, когда помладше был, часто с девочкой путали. И сейчас тоже бывает. Особенно зимой в капюшоне или, когда волосы отрастают. Один раз из мужского туалета чуть не выперли. Но я доказал, что они неправы. А вообще, это из-за веса. Мне пяти килограмм до нормы не хватает.

— Погоди-ка, а ты из деревни? Местный?

— Вроде того.

— Слышь, это же тот деревенский маньячелла, который чувака из коттеджей мочканул.

— Точно, точно, это он, — поддержал пацан. — Мой Васька его поймал, но мать заставила отпустить.

— Да, ладно? — недоверчиво протянул тот парень, что был у них основной. — Чё реально ты псих?

— Может и псих. Откуда мне знать?

— Ну-ка давай подойди сюда, — потребовал парень.

— Зачем?

— Диагноз ставить будем.

— Звучит увлекательно, но лучше вы ко мне. А то вроде, как сено к лошади не ходит.

— Я не понял. Ты сейчас нарываешься что ли?

— Совсем нет.

— Тогда стой на месте!

— Извини, не могу.

— Ты, чё, блин? Мы тебе тут в игры играть будем? В догонялки?

— Кстати, отличная мысль. Я и сам хотел предложить.

— Иди сюда, сказал…

— Только чур, по-честному считать до десяти. Вы умеете считать до десяти? — Амелин громко рассмеялся. — Хотите, научу? Козлёнок — это раз!

Парни на пару секунд стихли.

— Два — это Телёнок, три — это Корова, — в своей привычной издевательской манере продолжал считать Амелин.

Его голос быстро удалялся.

— Эй, стой, — заорали ему вслед сразу несколько человек. — Стой, кому сказали!

— Четыре — это Бык.

Кто-то оглушительно свистнул.

— Пять — это Конь, а шесть — это Свинья.

Послышался недоуменный гул и с диким топотом вся компания ринулась догонять Амелина.

— Семь — это Кот … восемь — Пёс, — донеслось уже совсем издалека.

Поблизости не было никакого жилья, чтобы звать на помощь, и всё, что я могла сделать — это вызвать полицию. Но в эту глушь они будут ехать очень долго. Ещё я могла сгонять за обрезом, но это не меньше пятнадцати минут. Гораздо быстрее добежать до коттеджей, где на охранном посту сидели охранники.

— Девять — это Баран, — проговорила я себе под нос, поднимаясь на ноги.

К локтям и коленям прилипла земля и травинки. Бок слегка был расцарапан какой-то железякой и немного саднил.

Но только я сделала два больших шага в сторону дороги, как прямо позади себя уловила движение, резко обернулась и оказалась нос к носу с пацаном. Я его сразу узнала: тот самый мальчишка, брат Василия.

— А…а…а, — победно протянул он противным голосом. — Я же видел, что ты здесь.

От неожиданности я оступилась на кочке и подвернула ногу, парень воспринял это как попытку бегства и, схватив меня за плечо, больно надавил большим пальцем на ключицу.

— Раздевайся сама, — нагло заявил он. — Тогда я может тебя бить не буду.

От возмущения дыхание перехватило, а от стука сердца заложило уши.

— Десять — это Петух!

Со всей дури я ударила по сжимавшей плечо руке, а когда он её отдернул, отвесила крепкую оплеуху, после чего толкнула, что было сил обеими руками в грудь. Мальчишка отлетел на несколько шагов, но равновесие не потерял и сразу кинулся на меня. Одной рукой он вцепился в футболку, а второй замахнулся, но я успела её перехватить и ударила его ногой по колену. Пацан отшатнулся, но замахнулся снова, тогда уже я, схватив его, вмазала кулаком в лицо.

Яростно прошипев «сука», он резко обхватил мою шею обеими руками, дёрнул и через секунду мы оба оказались на земле.

И только тогда я вдруг со всей ясностью поняла, что всё серьёзно. Что это не обычная потасовка на школьном дворе, где со словами «разве можно девочек бить?» вмешаются прохожие или охранники, и что здесь на помощь мне никто не придёт.

Мы катались по земле и колотили друг друга, я лягалась и два раза хорошенько укусила его, а он всё время сквозь зубы повторяя «я тебя сделаю», норовил ударить меня по лицу, но из-за того, что я выкручивалась, всё время промахивался.

Оказывается, по-настоящему меня ещё никто не бил. Это новое неожиданное открытие серьёзно напугало: а что будет, если победит он?

Страх и отчаяние придали сил, так что в какой-то момент я оказалась сверху и уже собиралась потребовать, чтобы он сдался, как вдруг острая нестерпимая боль расколола голову и тысячи миллиардов искр вспыхнули в глазах.

Про такое состояние обычно показывают в кино, когда умерший внезапно отделяется от тела и сам не замечает этого. Как Патрик Суэйзи в Приведении побежал догонять грабителя, а когда вернулся, обнаружил мертвого себя.

Вот и мне, после того, как мальчишка меня вырубил, всё ещё чудилось, будто я продолжаю лупить его, и он закрываясь руками, молит о пощаде. А в это время у меня за спиной поднимается огромное солнце и заливает утренним розовым светом всё вокруг.

Но на самом деле, то, что сознание вылетело из меня, было самым прекрасным, что в тот момент могло со мной произойти, потому что я ничего не понимала и не чувствовала, а когда очнулась, сразу, ещё не разлепляя глаз, ощутила, как болит каждая клеточка тела. Было жутко холодно и мокро, но едва я успела об этом подумать, как услышала рядом с собой шорох.