Она остановилась, бросила в мою сторону уничтожающе веселый взгляд и, приветственно махнув рукой, кинулась в последнюю атаку, но уже через минуту пластом лежала на скамье, от вмиг подкосившей ее усталости.
Вечером Лёха уступил мне свою очередь на балконе, поскольку затемпературил — по санаторию шастала какая-то зараза — то ли грипп, то ли ангина, и он, вероятно, подхватил ее.
Я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Из головы не выходила Настя, ее дневниковые записи, происшествие близ Горелого леса. Во всем этом было много ирреального, и сама Настя уже казалась моим вымыслом.
Я давно подозревал, что мы живем в фантастическом мире, еще с детства, когда однажды угодил под дождь, льющий с чистого, без единой тучки неба. Быть может, туча скрывалась за домом, но впечатление от ослепительного дождя, падающего с синевы летнего неба, было столь огромно, что, одновременно восхищаясь этим необычным зрелищем, я испытал страх — состояние, в чем-то схожее с тем, какое охватило меня при виде Насти, рисующей в воздухе бабушку.
Мое поколение, можно сказать, выросло в атмосфере чудес. Для моего сына телевизор, космические ракеты, атомные реакторы существуют чуть ли не с доисторических времен, поскольку все это уже было до его появления на свет. Я же хорошо помню первый телевизор на нашей улице и как по вечерам соседи собирались в доме его владельца смотреть «маленькое кино». Да что там телек или даже первый искусственный спутник! Такой обычный в сегодняшнем обиходе полиэтиленовый пакет был в конце пятидесятых годов настоящей сенсацией: прозрачный, легкий и воду не пропускает! Лавина научных открытий, технических новинок, промышленных диковинок продолжает захлестывать нас, но то, чему я на днях оказался свидетелем в окрестностях этого затерявшегося в горах санатория, не очень вписывалось в мою модель реальности, хотя и не слишком противоречило ей.
Опьяненный чистейшим горным воздухом, я разрешил своему воображению вопреки йоговским установкам сорваться с узды и понестись вскачь. Почему бы не допустить, размышлял я, что человеческий мозг, будучи источником электромагнитных волн, формирует зрительные образы, которые затем по принципу обратной связи излучаются в пространство в виде объемного, голографического изображения? А коль мозг так зримо объективирует фантазию, не становится ли она составной частью реальности? Если это так, значит, не очень уж и беспочвенны мечтания Насти о возвращении «тех, кого уже нет», ибо сила человеческой памяти способна оживить и камень.
Позволив хаосу мыслей овладеть собой, я не успел войти в аутогипноз, заказать себе на завтра хорошее самочувствие и утомленно упал в сон.
Проснулся на рассвете с болью в затылке. Молодым тенорком, будто кем-то заведенный, орал в поселке молодой карликовый петушок нянечки Кати. С трудом открыл я глаза и уперся взглядом в небо, взлохмаченное облаками, сквозь которые мерцала Венера, то исчезая, то вновь ярко пульсируя в небесных прогалинах. Было свежо, но не холодно. Я лежал на раскладушке, в пелене вползшего на балкон облака, притворившегося туманом, и вскоре вновь провалился в сон. Но уже через несколько минут бежал босиком через палату, вниз по лестнице из корпуса, на свою излюбленную тропу, ведущую через лес к морю.
Ветер приволок белесые облака, и я двигался сквозь плывущие в косматых лохмотьях деревья, с трудом узнавая знакомые места. Темные стволы зыбко и невесомо парили в воздухе, как бы волоча за собой по земле облачные шлейфы. Я бежал трусцой, с липкой влагой на обнаженном теле. Земля была мокрой, холодной. Пора было уже кончать с летним режимом, облачаться в спортивный костюм и кеды.
Полчаса занимает спуск вниз, к морю, где на пустынном пляже я буду выкручиваться в сложных позах, потом бултыхнусь в холодную воду и галопом вновь через лес. Между тем для здоровья достаточно пробежки и обычной спортивной разминки. Вот если бы в результате моих усилий я сейчас оторвался от земли и взмыл в воздух…
Резкая боль прошила левую ступню, я охнул и, едва не упав, остановился. Темная бутылочная стекляшка глубоко вонзилась в бугорок под большим пальцем. Не парадокс ли — я, который умею лежать без единой царапины на битом стекле, поранился крохотным кусочком. На одной ноге подскакал к ближайшему дереву, прислонился к стволу и вытащил осколок. Пошла кровь. Зажав ранку ладонью, я опустился на землю и услышал слабое журчанье. Что это? Прислушался. Откуда здесь вода? Куда я попал? Неужели свернул в сторону?
Розовато подкрашенные рассветным солнцем облака совсем прекратили движение, превратившись в клочья тумана, зацепившегося за ветки деревьев и кустарников. Откуда-то слева пахнуло гарью, и я понял, что заблудился, свернул с тропы, ведущей к морю. Неужели рядом Горелый лес? Но как это могло случиться? Ведь я вроде бы спускался вниз, а тогда мы карабкались на высотку, и Горелый лес, по моим представлениям, находился совсем в противоположной стороне от «йоговской» тропы.