Твой день и час

— Погоди! — остановил ее Носов. — Я насчет этого Витька… В какой школе-то он, говоришь, работает?

Галочка насторожилась:

— А что такое?

— Так, хочу узнать… Не думай, никуда доносить не собираюсь. На всякий случай… мало ли что?

— «На всякий случай». Напрасно ты это. Да он в школе и не работает уже. Давно, между прочим. На повышение ушел.

— Да? Куда же?

— Чего захотел! Чао, Мишенька! С праздником! Лильке привет!

И застучала по асфальту. Какая, однако, у нее красивая походка. В легком плащике, фигурка точеная, — разве что плечи чуть широковаты. Но это беда небольшая. Может быть, стоило раньше самому ею заняться? А то — Витек, кошмар, мелочь пузатая… Еще недавно ты танцевал с нею, и она вдруг сказала: «А не пойти ли по рукам?.». И еще на кухне был момент, когда они потянулись внезапно друг к другу — и отпрянули, испугавшись чего-то… Чего? А, да у них ведь с Витьком все это уже случилось…

Но где же он, этот Витек, теперь работает?..

14

Он оглянулся — кто-то хлопнул его по погону. Герка Наугольных. Судя по виду, настроение у него было прекрасное. Он подмигнул и спросил:

— Чего удрал-то? Там Моня тебя спрашивал — а когда узнал, что ты ушел без спросу, сказал: «Он, слышно, в аспирантуру собирается — ну, так и дам же я ему характеристику. Та-акую дам характеристику…»

— У него хватит ума, — пробурчал Носов. — Только и смотрит, псина, как бы кому-нибудь не стало слишком хорошо. Г-гад лягавый…

— А сам-то ты кто?..

На Геркином мундире сиял лучами новенький орден Красной Звезды. Он получил его месяц назад, хоть дело и произошло в прошлом еще году, в сентябре.

Тогда некий друг, отбухав на заводе ночную смену, выглотал еще дома бутылку водки и, совершенно уже обезумев, застрелил сначала из ружья тещу, а затем открыл из окна беглый огонь. Ранил девчонку и старуху-пенсионерку, имевших несчастье находиться на тот момент во дворе. Весь райотдел подняли «в ружье», помчались к баракам машины дежурной части управления, «Волги» начальства… Стрелявший же выбрался через окно из квартиры и забаррикадировался в своем дровянике, готовый стойко обороняться. Ружье — охотничья двустволка. Сколько патронов, какие — неясно. Съездили за женой на работу — но она сразу же впала в беспамятство, и ничего добиться от нее не удалось. Да и что она могла знать! А преступника охватил охотничий азарт: он стрелял по каждой показавшейся в поле зрения фигуре.

Народ трусил. Да и начальники не жали особенно: не так просто послать человека на вероятную смерть. Не война ведь. Потянуть к ответу могут запросто. И будешь жить с клеймом… Между тем убит был мальчишка-школьник, шедший к однокласснику: в панике, метаниях, криках дом не заблокировали как следует, и пацан шел, как ни в чем не бывало. Сунулся узнать, откуда это кричит мегафон — и попал под пулю. Обстановка стала еще более панической, угрожающей. Кому-то все равно надо было идти. Применить оружие на поражение никто не решался, ибо был приказ сверху: «Брать живым!» Все подходы к дровянику простреливались. Герка перекрестился: «Господи, спаси и сохрани!» — и попросил чем-нибудь отвлечь внимание стреляющего. В одной из машин нашли старую замасленную шинель, привязали ее веревками, ремнями, потянули по земле. В нее тут же всажено было два жакана. В этот краткий промежуток Наугольных с другой стороны выскочил на открытое пространство и, пробежав больше половины рассстояния, отделяющего угол барака от дровяника, упал за старый столб, который собирались когда-то ставить электрики, да так и забыли о нем. Успеть-то он успел — но был все же засечен, и пули начали гвоздить дерево, свистеть над Геркиной головой. Особенной надежды на столб не было: он успел все-таки достаточно иструхлявиться. Не было и ходу назад — только вперед. Надо решаться. Он выкопал носком ботинка углубление в земле и, оттолкнувшись, стремительно метнулся вперед.

Первый выстрел был мимо — видно, сработала неожиданность; вторая пуля скользом зацепила плечо. Еще не долетев, увидав две сверкнувшие навстречу вспышки, Наугольных радостно сообразил, что, кажется, останется сегодня жив — времени на перезарядку у мужика уже не хватало. От радости этой тело стало необыкновенно легким, скорым, сильным — он скрутил преступника за секунду и дальше, пребывая в том же состоянии радостной легкости и возбуждения, даже не чувствовал ненависти к тому, кто чуть не лишил его жизни: лишь снисходительно поглядывал на него, покуда перевязывали плечо.