Твой день и час

Разбудил его Фаткуллин. Он пришел свеженький, бодрый, полез открывать форточку. Фаткуллин любит дежурить в праздники: детей у него нет, одна жена, скучная Сония. Квартира у них большая, богато убранная, много хрусталя, она на него пылинке не дает сесть, все там чинно-трезво-благородно… Поневоле затомишься и сбежишь. Да он еще надевает по праздникам мундир со всеми медалями, а среди них есть даже одна диковинная: с двумя цепочками. Медаль Ушакова. Для матросов, как объясняет Фаридыч, она значит больше, чем орден.

— Ф-фу-у, надышал ты тут перегаром… Что, здорово вчера колыхнул?

— Как… кого колыхнул? — Носов сел на раскладушке, замотал головой. — Мы это… службу несли… охраняли покой…

— Ладно, шуруй давай домой. Чаю заварить тебе?

— Нет, Фаридыч, побегу…

Дома в большой комнате спали на тахте Лилька с Димкой; дверь в маленькую была прикрыта, из нижней щели тянуло табачным дымом. Носов заглянул — там на их кровати устроились физик-лирик Родя со своей подругой Лидусей.

Видно, шатались, шатались вчера, своего жилья нет ни у того, ни у другого — и двинули к той, что всегда готова приветить и не помнит никаких обид. А увидав, что хозяина нет дома — его бы, может, и постеснялись — завалились спать. Да ладно, что теперь…

В холодильнике он обнаружил бутылку сухого вина и решил опохмелиться. Выпил фужер и хотел поставить бутылку обратно — он не любил пить один — как появился Родька. Они допили все; стало легко, приятно жить, словно острая льдинка в голове расплавилась и тепло затопила мозг. Михаил толмил растроганно:

— Родя… Родя… Ты молодец, спасибо…

— Все-таки люблю я вас с Лилькой! — сильной рукой физик-лирик сжал его запястье. — Как дети вы оба… Ин-фан-тильные. Да и все мы такие. Меня взять — прыгаю, как поплавок. А рисовал хорошо, выучиться — может, и дело получилось бы. Жизнь другая, люди другие…

— Дело не в этом, верно? Дело в том, что выучились, людьми стали, верно? Меня взять — кто я был? Шоферюга зачуханный.

— Ну, с собой, пожалуй, меня не равняй, — загадочно усмехнулся Родя. — Я, в отличие от тебя, закончил все-таки факультет нужных вещей… Что ты так смотришь?

— Нос тебе, собака, хочу откусить… — Носов оскалил зубы и полез к Родькиному лицу. — Чтобы знал… знал…

Физик толкнул его — он упал на пол, опрокинув табуретку. Завозился, страшно ругаясь. Прибежала Лилька, стала помогать ему подняться. Родька тем временем оделся и ушел. Вернулся он скоро. Носов сидел за столом на кухне и тихо скулил, утирая слезы. Родька поставил перед ним бутылку, хлопнул по спине: «Не будем сердиться… извини, старик!» Понемногу разговор снова наладился, они выпили вино и пошли спать, и спали до обеда. Проснувшись, сошлись в комнате, где Димка играл солдатиками. Лилька с Лидой о чем-то толковали на кухне. Родька глянул в заплывшее носовское лицо, подмигнул: «Не робей, корефан!» — и вытащил из сумки бутылку водки. На этот раз они окосели быстро, капитально, агрессивно. «Идем в ресторан! Я хочу еще! Одинова живем или нет — ты скажи, скажи!.». — клокотал Родька. «Т-ты-ы! Корефан! Я тоже… скоро в науку пойду, ты понял?! Идем, идем, Родя-а!» — вторил ему Носов. Лида заплакала и ушла. Лилька махнула рукой: «Делайте, что хотите, мы с Димкой едем к старикам».

Дальше — помчались в ресторан, еще там пили, выползли — и разбежались. Носов ринулся на квартиру тестя и тещи. Лилька с Димкой уже уехали, и он сколько-то просидел у стариков, пугая их своим видом и бессвязными речами. Еле доплелся домой, пытался там играть с сыном, но все падал и — так и уснул на полу под рев мальчика. Встал ночью, долго пил на кухне воду. Явилась Лилька: «Ну что за загул ты устроил сегодня?» — «Так, случайно… устал, что ли…» — «Больше не будешь?» — «Нет, не буду». — «Ты пойдешь на работу утром?» — «Да, надо…» — «Не забудь тогда взять справку на кредит».

15

Гохберг опоздал и в понедельник: к Носову успели привести Давлетшина, они выкурили по сигаретке, поговорили о том-сем, что творится на воле.

Против всякого ожидания, адвокат был сегодня тороплив: он скоренько перелистал оставшиеся страницы, что-то дописал к заготовленному уже ходатайству, протянул его Носову. Тот стал читать, хмурясь. Гохберг начисто отрицал сам факт преступления: мол, потерпевший был пьян, Давлетшин лишь вытащил его из машины, когда тот начал оскорблять его и шофера; Мусихин факта ограбления не подтверждает. Значит, никакого грабежа не было. Единственный состав преступления, который можно вменить обвиняемому — это статья сто двенадцатая, часть вторая, причинение легких телесных повреждений без расстройства здоровья — имелся в виду удар, нанесенный Давлетшиным потерпевшему. Жиденькая статейка — санкции по ней всего-то навсего до шести месяцев лишения свободы, или исправительные работы на тот же срок, или штраф до пятидесяти рублей, или вообще меры общественного воздействия. Ничего себе!

— А теперь, — торжественно заявил Исаак Абрамович, — читайте главное: вы должны немедленно вынести постановление об освобождении Давлетшина из-под стражи.

— Как это… вы чего?