Твой час настал!

Егорке Шапкину пришлось расстаться с лошадкой. На дорогах завозно. Едут и идут разные люди, куда не попадя. Отнимут лошадку, да еще и убьют и за нее. Пустил он ее на волю, на Божье изволение. Попрощался:

— Оставайся, Ночка на воле, мне с тобой — неволя.

Расспросил в Ростове, как добраться до Борисоглебского монастыря. За поясом топор, за голенищем нож. Дорога лесная, ежели что не так, с дороги свернуть в лес возможно. А в лесу нет труда затеряться.

Вот и монастырь во имя святых великомученников Бориса и Глеба, князей невинно убиенных Святополком Окаянным. Если бы не дума об Екатерине и о дочках Настасьи и Марьи, не здесь ли найти успокоение в столь нескладной жизни? Монастырю нужны рабочие руки, а он ни от какой работы не отказчик.

У монастырских врат — людно. Толкутся убогие, ходоки по святым местам и всякий иной люд. Крестьяне подвозят снедь.

Отзвонили к утрени. Из ворот потянулись пришлые богомольцы. Егорка дождался, когда поубавилась толпа, подошел к привратнику. Поинтересовался нужны ли монастырю искусники по плотницкой части?Топор за синим кушаком. Привратник угадал:

— А ты откуда здесь взялся, Рязань-косопузая?

Егорка нашелся с ответом:

— Ныне ветрено, а ветер, куда хошь загонит!

— На язык ты востер! По плотницкой части, ежели искусен, работа всегда найдется. Иди к келарю, а если доищется, что  всклепал на себя плотницкое умение, не печалься получить батоги!

Егорка знал, что если врать, то лучше ближе к правде держаться. Врать особой нужды не было. Одна утайка — письмо царицы Марины к латинскому монаху. Кому же о нем в догад войдет? Рассказал, как струги делал по царскому повелению, как в посоху попал, как вез из Москвы польских гостей. Приврал в одном, что с посохи отпустили, а лошадь отняли.

Келарь не очень-то поверил, да монастырю рабочие руки нужны. Объявил:

— Поглядим, каков ты плотник. Коли взаправду с топором в родне — на харчи поставим.

Никогда Егорка не жил так легко и без забот. Работы он никогда не страшился. Какой бы ни был урок — глаза боятся, а руки делают.Дома — думай о хозяйстве, чтобы печь было чем топить, чтобы крыша не текла, когда ветер солому заломит, чтобы корова и лошадь были кормлены, чтобы хлеба с осени до новины хватило, чтобы лихие люди не разорили. Тут поднялся на зорьке, вместе с братией — в трапезную. Утречать. Братия на молитву, а он топор в руки и на разлюбезное дело, к коему с мальства навык. Где келью подправить, где стропила под крышей укрепить, или келью срубить для нового затворника. В колокол ударили — обед. Не разъешься, но и голодным из трапезной не уйдешь. После обеда можно недолго сомлеть, а потом до вечери топором махать. Все ко времени, без суеты.

А тут и чудо явилось. Вызвал его келарь и спросил:

— Лошадку твою, говорил, отняли? Пойди за ворота, погляди, не твоя ли пришла к воротам?

Не затерялась Ночка, прибрела по его следам к монастырю. Встретил, как иной и родню не встречает. И монастырю прибыток. Лошади в то неспокойное время, были нарасхват.

Осталось исподволь исполнить поручение царицы Марины. Угадывал, что дело это тайное и опасное. Окольно узнал, что в монастыре действительно проживает ссыльный из Москвы гишпанской земли монах, а возле него неведомый человек. И чуден же! С лица желт, глазки узкие, как щелки, да не татарин. Росточком не велик, но шустер. Из какой он земли изошел — не выговорить.

В трапезной их не видывал, потому, как были они латинской веры, кормились отдельно от братии. Видел их на прогулках, когда ходили по саду, а с ними монах — затворник Иринарх, коего в монастыре чтили чуть ли не за святого.

Егорка Шапкин, мещерский плотник, житель лесной глухомани, сам того не ведая, вплотную приблизился к европейской политике. Оставалось сделать шаг, чтобы прикоснуться к ней вплотную.

Московия глухо была закрыта для иноземцев. Редко кто проникал свозь плотную завесу. Требовалось для этого много совпадений.

Испанский монах Николай Мело родился в Португалии в городе Кавилхио. Мало кто в Московии слыхивал об этом королевстве, а о городе Кавилхио, никто не слыхивал. Все те, кто общался с Николаем Мело, кто распоряжался его судьбой в Московии, всего лишь несколько человек, называли его гишпанским монахом. Родители его состояли в родстве с королевским домом Португалии. Николая ожидала карьера знатного сеньёра, он избрал служение Богу. Явилось ему чудное видение. Он плывет на корабле, раскинуты все паруса, ветер несет корабль по сине-зеленым волнам к острову. На острове высятся храмы, а над храмами восторгнут ввысь крест с распятым на нем Спасителем. И звучит с того острова голос:

— Николай сооруди храм в душе своей и неси его отверженным от Христовой веры!