У изголовья гроба князь Трубецкой и атаман Заруцкий. На их лицах скорбь, в душах того и другого ликование. Знать бы им, что в могилу с телом Ляпунова уходит и их звездный час. Они же видели, лишь избавление от соперника их вожделениям.
Закончилась панихида. Гроб опустили в могилу у церковной стены. Положили тяжелые каменные плиты. Ополченцы и казаки разошлись по своим станам и таборам.
Опустилась ночь, прикрыв звездным пологом свершившуюся еще одну беду на Русской земле. Даст ли Бог, что источатся беды и эта беда будет последним наказанием за грех нелюбви и раздора между русскими людьми, что предались дьявольскому искушению ненависти к ближнему.
Тихо потекла ночь над землей, как текут по земле воды. Последняя ночь согласия между русскими людьми, установленного сильной рукой рязанского воеводы. Нарушившие Христову заповедь «не убий», уже никогда не обретут спокойствия, ожидая возмездия за свершенное. Казакам отныне бояться мести земцев, земские люди утратили доверие к казакам. Разрасталось взаимное отторжение. Чья же рука остановит эту разрастающуюся вражду?
Земские полки таяли на глазах. Земские люди разбегались. То не с руки и Заруцкому и Трубецкому, да не им остановить этот разбег.
В Александровской слободе под Переяславлем разбойничал Ян Сапега. Отбивал обозы, что шли из замосковных городов в ополчение, грабил тех, кто еще не был до нитки ограблен. Его конница топтала последние посевы.
— Вот, сказывали, что Речи Посполитой не одолеть Московии, — говорил Гонсевский своим сотоварищам. — Не одолеть бы, если бы московиты сами себя не одолели!
У русских людей под Москвой раздоры, а в Польше и в далеком Риме — празднества, торжество в честь победы Речи Посполитой над издавна ненавистной Московией. Почему бы эту победу не считать окончательной, если очень хотелось именно такой победы?
Взят Смоленск, захвачена и сожжена Москва, польские отряды рыщут по русской земле. К торжествам в Варшаве, приуроченным к открытию Сейма, пришло известие, что у осаждавших польский гарнизон в Москве возникла смута, вождя народного ополчения убили, и его войско рассеялось. Московия становилась польской провинцией.
Папский престол торжественно отметил покорение Московии. 7-го августа папа Павел V провозгласил праздником покорения Московии. Всем, кто придет вознести молитвы в Кампадолио в костеле Святого Станислава, покровителя польского королевства, расположенного поблизости от орденского дома иезуитов, давалось отпущение грехов.
На торжественное богослужение пришли кардиналы и генерал ордена иезуитов Клавдио Аквавива. Он возблагодарил Бога, что предприятие, начатое в придорожной корчме неподалеку от Самбора сговором с московским монахом расстригой, наконец-то, через шесть лет завершилось покорением Московии. Извилист был это путь, иногда казалось, что и не видно ему конца, что опять же воссоединение церквей растянется на столетия. Ныне Аквавива считал, что все препятствия устранены и воссоединение цервей недалеко. Орден расчистил путь королю Сигизмунду на царствование в Московии.
Польские посланники в Риме возносили хвалу папскому престолу за низвержение Московии и схизматиков. Толпу забавляли фейверками и необычным представлением придуманном хитродельцами. Над каскадами фейверочных огней, на прозрачных полотнищах возникли изображения белого и черного орлов. Белый орел — польский, черный — московский. Полотнища, колеблемые взрывами, сталкивались и создавалось впечатление, что орлы схватились в смертельной схватке. После одной из схваток, белый орел сжег черного.
Зрители ревели от восторга.
В Варшаве состоялось триумфальное шествие. Даже гетман Жолкевский принял в нем участие. Да и не ему ли принадлежал триумф? Не годовую же осаду Смоленска считать триумфальной победой? Участь царя Василия Шуйского решила победа под Клушино.
Жолкевскому выпала честь ввезти в Варшаву пленником московского царя, хотя он и не был пленен, а свергнут своими подданными.
Но кому в Польше хотело бы этого уточнения?
Толпа жаждала зрелищ.
Жолкевский въехал в Варшаву в открытой карете, запряженной шестью белыми конями. Его панцырь сиял серебряными насечками, сверкал позолотой.
Карету сопровождали гусары с белоснежными крыльями за плечами, драгуны в парадных доспехах.
Конвой из драгун окружал открытый возок, в возке — Василий Шуйский и его братья Дмитрий и Иван. Василия Шуйского обрядили в царскую одежду. За возком с Шуйскими плененные смольняне с воеводой Шеиным, позади повозка с Филаретом и Василием Голицыным.
Пленных провезли по городу к зданию сената. Их ожидали король и королева, королевич Владислав, сенаторы и знатнейшие вельможи Речи Посполитой.
Василия Шуйского подвели к трону. Никто не вспомнил, что в плен он взят будучи уже не царем, а монахом.
Жолкевский произнес речь: