Твой час настал!

 — Вот они седые враны! — воскликнул Адам Вишневецкий. — Я такую стрельбу только один раз видел. Это когда царя Дмитрия к себе юргельтом нанимал, а он стрелял из пистоля, когда подбрасывали шапку.

 — Есть чему удивиться, — сказал Сапега. — Мне говорили, что столь тяжелых пушек в Московии всего две-три найдутся. В Поскове таких не было, когда Стефан Баторий осаждал Псков.

Обстрел продолжался десять дней. Сапега и Лисовский решили, что монахов ввели в страх

13-го октября пушки умолкли. В польском лагере началось необычное оживление. Воеводам не составило труда угадать, что поляки готовятся к приступу. Защитники монастыря были готовы дать отпор. С башен и стен разглядывали суетню у поляков с недоумением. Можно было подумать, что у них какой –то праздник. Польские всадники, разодетые в лучшие одежды, гарцовали на лошадях. Вдруг пускали их вскачь к стенам, стреляли из пистолей в воздух, выкрикивали дерзости. На валах, коими был обведен поляками монастырь, шло пирование под крики «виват». К вечеру шумоство утихло, ушли с поля верхоконные, обезлюдили валы.

Осенью быстро темнеет. Как только иссякли сумерки, польский стан осветился ожерельем факельных огней. Взревели трубы, ударили барабаны. В свете факелов было видно, как из-за земляных валов выступила конница. Казаки катили тарусы к стенам, прикрывая ими пехоту.

В монастырских храмах и церквях шла непрестанная сужба. Ратники на стенах затились в ожидании. Архимандрит и воеводы наблюдали за вражьм станом с Плотницкой башни. Архимандрит спросил у воевод :

 — Почему поляки пошли на приступ ночью?

 — Для устрашения, — пояснил Долгорукий.

Тарусы ближе и ближе. Пешцы, подбадривая себя криками бежали к стенам. Впереди казаки и гультящие.

И здесь у воевод разногласие. Долгорукий сказал:

 — Пора!

Голохвастов возразил:

 — Рано. Пусть подойдут ближе, чтобы первым залпом побольше уложить.

Пешцы достигли рва и начали забрасывать его снопами, мешками с землей, дрекольем. Долгорукий взмахнул булавой, трубачи  затрубили, стены  опоясал огонь и прокатился гром. В пушечных залпах утонули мушкетные выстрелы. Стену окутало дымом. В дыму опять громыхнули пушки. Пушкарям не надо их наводить на цель. Цель в нескольких шагах от стены. В ответ на пушечный гром достиг верха Плотницкой башни отчаянный вой штурмующих. Дробом из пушек рвало их тела. Бросая факелы, обезумев, казаки и гультящие бежали от стен, захватывая своим бегом польских пешцев. Их осыпали каленые ядра, что летели светясь, и, падая на землю, с грохотом взрывались.

Польская конница стояла недвижно. Из ворот Конюшенной и Водяной башен, под защитой огня монастырских пушек, вышли пешие, напали на тарусы и зажгли их.

Лисовский прискакал к Сапеге.

 — Что же ты не поддержал моих казаков?

Сапега спокойно ответил:

 — Твои — это не наши с тобой. Подставлять под пушки цвет польского рыцарства не имеет смысла за тысячу верст от Польши. Теперь мы знаем силу пушечного огня этого вороньего гнезда. Придется брать его осадой.

3

Осада — это прежде всего отсчение монастыря от внешних связей, это обстрел из пушек, это подкопы под стены. Это, конечно, и время, коли приступ невозможен. Ян Сапега понимал, что войско вторжения не имеет права на промедление. Лисовский, попытавшись взять монастырь с налета, к осаде был нерасположен, полагая налеты на города и села делом более надежным. Были у него в отряде польские головорезы, а еще запорожские казаки. Выбирал он и самых отчаянных из гультящих. Воинство буйное. Объединяло его желание грабить под предводительством искушенного в грабежах знаменитого польского налета. Уважала его вольница за то, что устраивал прибытки и боялись его бешеного нрава. Мог он в гневе не только кнутом отстегать, но и снести саблей голову.

Пестрое его воинство двинулось в поход. До Переславля-Залесского шестьдесят верст. На конях прошли за три часа, остановились у города. Из города вышли посланные его встречать игумены монастырей, дворян и городовой приказчик. Били челом царю Дмитрию Ивановичу и открыли городские ворота... Лисовский ограбил город и двинулся на Ростов.

Ростов не имел поновленных укреплений. Стрельцов и служилых годных для ратного дела Шуйский забрал, когда еще шел на Болотникова. В городе шатание. Кто хотел обороняться от поляков и разбоя сил на то не имели, горожане готовы были бы  присягнуть тушинскому Дмитрию, да митрополит Филарет грозил отлучением, Тех, кто начинал убеждать, что тушинский Дмитрий и есть настоящий царь, поднимал на смех с амвона.

Когда прибежали селяне с известием, что войска царя Дмитрия на подходе, значение митрополита упало, перевесил страх. Филарет облачился в святительские одежды, отворил двери соборной церкви, встал на паперти, чтобы крестом встретить  находников. К церкви подскакали верхоконные. Во главе польский ротмистр.Филарет воздел крест и возгласил :

 — Православные, остужайте свои головы! Остановите братоубийства. Войдите в храм, помолитесь о спасении своих душ!