Твой час настал!

Уйти и вправду было не просто. Заруцкий и Меховецкий повели воинство на Карачев, повсюду объявляя, что ведут на Москву царя Дмитрия. Известие о Дмитрии заставило карачевцев опустить руки. Город взяли с налета и разграбили.

На подходе к Козельску произошла первая встреча с московской дружиной, посланной Шуйским изловить новоявленного Дмитрия. Шуйский никак не хотел поверить, что самозванец набирает силу. Меховецкий с поляками и Заруцкий с казаками легко разбили московскую дружину, захватили зипуны. Да заспорили польские паны с казаками при дележе добычи. Польские налеты грозились бросить царя Дмитрия и уйти. Богданка решил, что настала удобная минута бежать от своего воинства. Позвал в побег, как было с ним договрено, Стародубца и пана Кроликовского, опасаясь разбоя на дороге. Кроликовский прихватил с собой нескольких жолнеров. Ушли ночью. Шли скоро, сутками позже пришли в Орел. С Орла на Москву — путь чист. Стародубец уговаривал в Орле не задерживаться, да лошади притомились. Отложили уход из Орла на утро. Стародубец усомнился: взаправду ли Богданка готов бежать к царю. Затаился и решил сделать то, ради чего от Шуйского пришел в Стародуб, своей рукой покарать самозванца

Устроились на ночь в избе. Пан Кроликовский лег в ногах у Богданки,  как лег, так сразу же раздался его храп. Богданка лежал тихо, делал вид, что спит. Тихо лежал на сундуке и Стародубец. Богданка услышал шорох. Скрипнула половица, колыхнулась тьма. То Стародубец поднялся с сундука. Богданка толкнул ногой Кроликовского, сам же положил руку на рукоять пистоля. Кроликовский вскочил и со сна наткнулся на Стародубца.

 — Ей, ей у него в руке нож! — крикнул Кроликовский.

Богданка отскочил в угол и выбил кресалом огонь. Засветилось огниво. Кроликовский держал Стародубца за руку, в руке у Стародуца — нож.

 Кроликовский молод, ратный человек в полной силе. Стародубец старик, где ему бороться с паном.

 — Как им русским верить? — рассудил Кроликовский. — Царь Дмитрий верил, вот его и убили!

 — То был во истину царь. Из меня какой же царь?

 — Куда тебя этот старик вел?

 — Выходит на тот свет вел.

 — А мы его сейчас на мороз вышвырнем! Замерзнет, туда ему путь! А тебе, государь по насильству, один исход: идти в Самбор и просить милости у княгини Мнишек. Я и сам вижу, что царский венец тебе не по силам.

Порешили с утра идти в Самбор. И опять, как рок. Встретили их на дороге посланные на их поиск люди пана Меховецкого. Люди решительные и грубые. Повели Богданку в Карачев. В Карачеве разброд и волнение. Меж польскими людьми и казаками до резни доходит. В ночь Богданка еще раз в побег ударился. Куда  бежать не знал. Лишь бы сбежать от царского звания. Едва рассвело, на дороге его перехватили польские всадники, окружили и повели под конвоем. Привели к пану Валавскому, который вел дружину в тысячу всадников на подмогу явленному Дмитрию. Нашлись в дружине люди из тех, кто прибыл в Московию с паном Меховецким. Они узнали Богданку, о том известили и Валавского.

Пан Валавский подъехал к Богданке и усмешливо молвил:

 — Мы идем тебя искать, государь, а ты нас сам нашел!

Отнекиваться было бесполезно.

 — Бреду сам не знаю куда, — с отчанием в голосе признался Богданка. — Поляки меня бросили, а московиты хотели убить.

 — Это пан Меховецкий все напутал, — согласились меж собой поляки, а пан Валавский объявил:

 — Отныне, царь московский, все иначе будет. Идет к тебя князь Рожинский! Слыхивал о князе Рожинском? Вижу, что не слыхивал, иначе бы вздрогнул от  упоминания его имени. Сигизмунд — король в Кракове, князь Роман Рожинский — король на Днепре.

Пан Валавский привел свое воинство и Богданку в Карачев и сперся с Меховецким. По разному они смотрели на то, как вести дело названного царя Дмитрия. Пока они спорили, у Богданки явилось время подумать о себе. Предстали перед ним все его злоключения и все неудачи с попытками ускользнуть от предначертанной ему роли. Какому Богу молиться, чтобы избавил от злого рока? А задуматься — злой ли это рок, или судьба  начертанная Господом? Нашлась в Карачеве библия на древнегреческом языке. Отыскал он те слова, о которых напомнил ему старик раввин в Пропойске, в подземелье. «Я начну распространять страх и ужас перед тобой на народы под всем небом: те которые услышат о тебе, вострепещут и ужаснутся тебя... И будет Господь, Бог твой, изгонять перед тобою народы сии и предаст их Господь, Бог твой, и приведет их в великое смятение, так, что они погибнут. И предаст царей их в руки твои, и ты истребишь имя их из поднебесной, не устоит никто против тебя доколе не искоренишь их».

Долго он читал о деяниях грозного и столь же жестокого Иеговы. Свеча догорела. Остался в темноте. За другой свечей рука не тянулась. В глазах плавали огни от угасшей свечи, и возникали как бы начертанные ее угасшим пламенем слова: «Господь Сам пойдет пред тобою, Сам будет с тобою, не отступит от тебя и не оставит тебя, не бойся и не ужасайся».