Тверской гость

- Как? Вроде собаки? Кинут кость - хвали, не кинут - скули?

- Как другие живут...

- А как другие живут? Ты что, ослеп, дьяче? Мир-от по уши в скверне погряз! И неправедно устроено. У одних - мясо во щах, у других - башка во вшах. Это - ладно?

- Каждому господь воздаст...

- Что? Вон, Барыковы тестя сжили, чтоб добром его завладеть, от бояр и славы всего, что мужиков изводят, вино жрут да девок брюхатят, с татарвой сговоры ведут, и всем им почет, удача, а ты - крутись, как собака за хвостом, и все ничего не укусишь. Один репей и выгрызешь. Велико воздаяние...

- Грех! Грех! Господь на том свете всех рассудит. Не суди сам...

- Ага! Меня - судят, а я - молчи? Ну, не на того Шарика цепка: тонка и не крепка! Мне тоже зубы даны не молоко жевать. Укушу, так до кости. И не спорь ты со мной, сделай милость! Надоело мне среди волчьей стаи жить. Все равно скоро уйду...

- Опять? Ведь сколь ходил - бестолку. Или веришь...

- Верю. Одна думка осталась. Уж если там, куда пойду, ни богатства, ни правды не сыщу - аминь. Зови, попадья, батьку кутью слизывать. Нет, значит, на земле правды!

- Далеко собрался?

- Далеко.

- А товар?

- В долг возьму.

- Дадут ли?

- Дадут! Жадность одолеет. Я за куну* десять посулю.

______________ * Куна - денежная единица на Руси. Были куны тверские, московские, новгородские.

- Где возьмешь-то? На земле, что ли?

- Один раз и ты угадал. Там, куда иду, на земле золото лежит.

Иона вытаращил глаза, всплеснул руками. Широкие рукава рясы так и взметнулись.

- Ты что удумал? Что удумал? - приблизив сухое лицо к Никитину, зашептал он. - Начитался книг-то! Вракам поверил? Господи! То-то у него Индикоплов на столе... Выкинь из головы сие!

- Что так?

- Да господи... никто же не ходил туда, в эту...

- Не бойся, говори: в Индию.

- Господи, господи, помилуй и спаси... В Индею... Ох ты, горе! Может, и нет ее.

- Товары оттуда возят.

- Кто? Христиане?

- Ну, сурожцы* у басурман берут...

______________ * Сурожские гости - купцы из города Сурожа в Крыму, через который шла значительная часть русской торговли с Востоком и странами Средиземноморья.

- То-то. У басурман! У нечистых. Те с чертом в ладу. А тебе куда соваться? Да и где она, Индея? Знаешь, что ли?

- Узнаю. В Сарае, говорят, бывали индийцы. Стало быть, пока по Волге плыть.

- Забудь, забудь сие! Диаволы там, черти, чудища, мамоны живут! Вона и Индикоплов то же пишет. Проклятое там золото! Молись, чтоб искушения избегнуть!

- Это, дьяче, тебе молиться, а мне - путь искать. Не суетись. И помалкивай. Никому про мои думы знать не след. Услышу, что языком молол, из души долой!

- Боже пресвятый! Афанасий! Одумайся! Ты же как родной мне...

- А коли как родной, так и не мешай... Эх, дьяче, един ты у меня в Твери, кто понять мог, а и то не захотел! Ну, будя. Поговорили.

Иона испуганно крестился, глядя на бледного, с воспаленными глазами Никитина.

Вскоре ближние заметили в Афанасии еще одну перемену. Похоже, первая смекнула, в чем дело, ключница Марья. Но, смекнув, не обрадовалась.

- Афоня-то, - пригорюнясь, поведала она Ионе, - на Олену кашинскую заглядываться начал!

- Но? Слава тебе, господи! - обрадовался Иона.

- Чего ты скалишься-то, отче? - покачала головой Марья. - Ведь первая на посаде невеста. И баска* и богата. Кто ее за него отдаст? Не по топору топорище.

______________ * Баский - красивый.

- Ничего, ничего, даст бог! - весело защурился старый дьяк. - Авось разбогатеем... Может, выкинет теперь дурь-то из головы!

Марья пошла прочь. Иона на радости уж заговорился: свадьбу сыграл.

В хорошую минуту дьячок вздумал пошутить над Никитиным, но только помянул про белую лебедь, как Афанасий сурово свел брови:

- Чего понес? Какая тебе лебедь привиделась?

Иона притих.

А Никитин и правда задумывался о дочери посадского богатого гостя Василия Кашина. Так и стояло перед ним ее продолговатое, с чуть выступающими скулами, сжатыми висками и ямочкой на округлом подбородке лицо. Никогда не встречал подобной красы.

Словно свечу во мраке зажгли, как увидел он Олену, возвращаясь однажды из церкви.

Он тут же охладил себя: не заглядывайся, не твоя доля! Гнал мысли об Олене, досадовал на себя, что не властен над сердцем. Потом его охватила злоба. А почему не его доля? Почему ему радости знать не дано? Или добиться Олены не сможет?

Как-то по-новому увидел и себя и свою жизнь. Залез в нору, спрятался, а что толку? Дать растоптать себя? Все запротестовало в его душе. "Врешь, не сломили! Еще постою за себя! Не таков Никитин!"

И мысль о поездке в сказочную, никем не виданную Индию овладела им с еще большей силой.

Денег и товаров для дальнего торга нет... Что ж? Можно взять в долг. И хоть несладко было идти к тверским толстосумам, Никитин решился на это. Впрочем, здесь ему повезло. Неожиданно сам Василий Кашин зазвал к себе Афанасия... С того дня все переменилось. Дни полетели, как вспугнутые птицы. Жизнь опять распахнула перед Никитиным свои ворота.

Ладья уже далеко отошла от вымолов. Песня кончилась, последний раз всплеснув над волжской ширью.

- Поворачивать, что ли, Афанасий? - окликнули Никитина. - Вона куда заплыли.