Тварь (СИ)

Малая гостиная больше напоминала рабочий кабинет. Я мельком осмотрелась и подошла к окну, отодвинула лёгкий матовый тюль цвета кофе с молоком и выглянула наружу: стихия разбушевалась, поднимая высокие гребни волн и безжалостно опрокидывая их на потемневший от дождя песчаный берег. Ливень мутной стеной закрывал вид на море, а разъярившийся ветер безжалостно бросал тяжёлые капли дождя на энергетическую защиту окон, пытаясь со всей своей страстью пробиться внутрь комнаты и устроить там беспорядок. Я улыбнулась ветру, найдя его усилия бесполезными, и отвернулась от окна. Гостиная была наполнена мягким тёплым светом таких же фонариков-светлячков, что я видела в гипостиле. У правой стены напротив окон стоял накрытый стол и два стула с высокими спинками. У левой стены, заставленной стеллажами с книгами, расположился диван, два кресла и низкий журнальный столик, заложенный стопками раскрытых книг. Я подошла к столику и случайно наступила на что-то ногой — тут же загорелся свет, и я посмотрела вниз, это оказался ножной выключатель торшера, стоявшего между диваном и креслом, я видела такие только в старых советских фильмах. Я повернула голову направо и пробежалась по книгам, стоявшим на полках — Кант, Ницше, Фрейд, Достоевский, Толстой, Стендаль, Бальзак. Любая книга, на которую падал мой взгляд, была не просто книгой, но признанным гением человеческой культуры. Я повернулась к сойлару, статуей замершему у обеденного стола, и удивлённо спросила:

— Кто собрал эту коллекцию?

Кайрана, услышав мой голос, отмер и, наконец, перестал буравить меня взглядом, отвернувшись к окну.

— Я и один из моих советников, — ответил чуть погодя, сойлар, — к сожалению, из-за его чрезмерной любви к человеческой культуре мне пришлось отправить его на Эйлидию.

Я хмыкнула про себя и подошла к столу. Желудок заурчал, напомнив, что я не ела со вчерашнего вечера, и не заботясь о вайрийском этикете, о котором слыхом не слыхивала, уселась на ближайший стул и взяла с большой плоской тарелки нечто, напомнившее мне мясо. Мясо оказалось вкусным, и я с удовольствием приступила к еде. Сойлар не заставил себя ждать и присоединился ко мне мгновением позже. Наполнив высокие бокалы янтарной жидкостью, Кайрана протянул один мне. Отхлебнув глоток, я тут же узнала в напитке ровай и с удовольствием осушила бокал до дна. Поймав на себе взгляд вайра, я, довольная жизнью, широко ему улыбнулась и протянула бокал, прося добавки. Мне нужно было как-то расслабиться, забыться и освободиться от гнетущих мыслей о предстоящей свадьбе Нира, о его постыдном приказе прислуживать Изалай и о странном поведении сойлара Кайраны, который по не понятной мне причине решил провести этот вечер в моей компании.

Так же быстро осушив второй бокал, я принялась за третий. Настроение заметно улучшилось, и я поняла, что алкоголь пошёл мне на пользу. Я откинулась на высокую спинку стула и посмотрела на сойлара — моё расслабившееся сознание рисовало его эдаким прекрасным венценосным владыкой из сказок про любовь. Я усмехнулась. Главное, держать себя в руках — на задворках сознания мысль о том, что жить я всё ещё хочу, не давала мне делать необдуманные поступки. А вот язык мой, враг мой, бежал вперёд мыслей, и я, не думая, спросила:

— Что такое "заши"?

Сойлар посмотрел на меня внимательно и, скопировав мою позу, ответил:

— Единственная болезнь, способная убить вайра.

— Как ею заражаются?

— Никак. Она по неизвестной причине возникает внутри тела и неотвратимо поражает все органы вайра. Заболевший чувствует крайнюю слабость, отказывается со временем от еды, общения, движения. Однажды засыпает и просто не просыпается на следующий день.

Я потянулась за бокалом с роваем, чтобы сделать ещё один глоток, но передумала и задала ещё один вопрос:

— Сколько осталось вашей жене?

— Не знаю, — неожиданно спокойно ответил Кайрана. Я посмотрела в его ледяные бесчувственные глаза и поняла, что этот вайр никогда не любил свою жену. Да и способны ли твари на любовь? Тогда, на церемонии совершеннолетия Нира мне показалось, что сойлар Кайрана искренне переживает за своего сына, сейчас же я усомнилась, беспокойство за благополучие сына это было или беспокойство за репутацию рода. А ещё я задумалась, любит ли Сиодай Нира — может ли ребёнок, рождённый по взаимовыгодному расчёту, быть любимым? Может ли Ниарит стать счастливым с женщиной, которую выбрал не он, но его мать? И по великой ли любви эта самая мать просит сына сделать то, чего он не хотел, но сделает, потому что мама попросила. А Нир ведь свою маму очень любит. Я тяжело вздохнула и горько улыбнулась.

— Скажите, сойлар, вы читали хоть одну из книг, что стоят на тех полках? — спросила я, небрежно махнув рукой в сторону стеллажей.

— Большую часть.

— И как?

— Мне непонятна человеческая логика, девочка. В своём развитии вы должны были стать охотниками, а стали слабой добычей, за которой охотиться нет никакого удовольствия.