Тварь

«Кто ты?» — мысленно спросил Бука.

И тут же услышал в ответ:

«Просто не бойся. Они больше не причинят тебе боль…»

Голос стал глуше, отдалился, будто радиопередача, забитая помехами. Как ни напрягал Бука слух, этот шепот больше не повторился. Зато стали слышны голоса где-то в стороне:

— …или же сразу вскрыть ему черепную коробку? Может, сделать срезы тканей с разных отделов мозга и провести гистологию, как и планировали?

— Даже не знаю… Хотелось бы сначала на живом просканировать. Может, там тоже что-то вроде аномалии.

— Думаешь, сканирование что-то даст? Ну не мог «Зет-восемь» вызвать подобное! Там просто видоизмененные ткани, и хотелось бы посмотреть — как именно измененные. Может быть, какая-то мутация нейронов или нетипичные нейронные связи…

— Признайся: тебе просто страшно узнать, что у него в черепушке прячется монстр? Ведь это будет означать, что и у нас с тобой где-то внутри сидит какой-нибудь паразит из Зоны, а?

— Заткнись!

— Ну признайся — ты просто трусишь!

— Да заткнись ты! И без тебя тошно… Если так приспичило — просканируем и его. Когда с пацаном разберемся. Кстати, как он там, очухался уже?

На лицо Буки упала тень: над ним склонилось вытянутое лицо доктора Баха. Сейчас оно казалось Буке мордой упыря из ночного кошмара — с черными, впалыми щеками, разрезанными глубокими шрамами морщин, с черными же провалами глазниц. Да что там — он и был упырем, и напрасно прикрывал свою сущность белым халатом. Если бы не ремни, сейчас можно было бы вцепиться прямо ему в глотку, и давить, давить, пока этот монстр не зайдется в смертельном хрипе…

— Хватит с электричеством баловаться, — брюзгливо сказал доктор Бах. Выпрямился, давая свету падать на лицо прямо. Теперь он вновь казался человеком — чудаковатым исследователем в лабораторном халате. — И так все ясно. Ты сохранил данные?

— Все на диске, — отозвался доктор Чико, подходя к столику с хирургическими инструментами. Принялся перебирать их, и металл отозвался холодным угрожающим звоном. — Ну что, тогда познакомимся с НИМ поближе?

И принялся натягивать тонкие латексные перчатки.

— Сначала сделаем эндоскопию, — сказал доктор Бах, осматривая гибкую тонкую трубку, исходящую из массивной рукоятки с окуляром в резиновой окантовке. — Введем через разрез в межреберье, следом — зонд. Прощупаем слабыми токами. Понадобится — вскроем грудину. Но это уже, так сказать, на десерт.

Оба негромко рассмеялись.

— Да, пожалуй, так и поступим, — разрезая хирургическими ножницами ткань рубашки «подопытного», сказал доктор Чико. На шее у него болталась синяя медицинская маска — но он и не думал надевать ее. Зачем стерильность обреченному на смерть?

Мяснику не нужна маска.

— Желательно, чтобы он оставался в сознании, — продолжал доктор Бах, внимательно изучая зрачки «пациента». — Нужно адекватно соотносить наблюдения с его психическими реакциями. Что-то мне подсказывает, что аномалия как-то связана с психикой. Рефлексы рефлексами, но ведь он и разумом руководствовался тоже. Запишем реакции, потом проанализируем запись.

— Стоит попробовать то же самое в условиях Института, — заметил доктор Чико, придирчиво рассматривая скальпель на свет лампы. — Уверен, что таких симбионтов можно создавать искусственно.

Буке казалось, что он находится в вязком кошмаре, из которого никак не получается вырваться. Безумно хотелось проснуться. Чтобы все речи этих психов остались там, где им и положено быть — в тяжелом, болезненном сне… Только вот проснуться никак не получалось, и вскоре холодное острое лезвие скальпеля коснулось кожи.

Это была совсем другая боль. Он и не знал, что боль бывает разной. Он вообще до этого момента и понятия не имел, что значит настоящая боль. Его крик разнесся по лаборатории, заставляя «исследователей» морщиться и отвлекаться от дела.

— Как бы его заткнуть, не используя анестетики? — стирая с лица мелкие брызги крови, проговорил доктор Чико. — Невозможно работать!

— Разве что кляп? — пожал плечами доктор Бах. Сделал знак куда-то в сторону. Рядом возник один из наемников. Молча скомкал и затолкал в Буке в рот какую-то грязную тряпку.

— Главное, чтобы не задохнулся и язык не проглотил, — озабоченно заметил доктор Чико. — Кислород бы ему…

На лицо легла мягкая прозрачная маска, от которой куда-то уходил черный гофрированный шланг вроде противогазного. Бука давился кляпом, но дышать теперь действительно стало легче. Хотя он предпочел бы просто потерять сознание. Но как он ни заставлял самого себя вырубиться — ничего не получалось, несмотря на адскую, все нарастающую боль, которую еще больше усиливало осознание того, что его режут — прямо здесь и сейчас, режут, как какую-нибудь свинью на бойне. Да что там — свинью хотя бы предварительно умерщвляют. А его лишили даже права на крик, и все, что он может, — лишь заходиться в глухом мычании…