Итак, в одно апрельское утро 1343 г. до н. э. над встревоженными Фивами взошло солнце. На восточном берегу Нила, в северной части города, жрецы Амона держали последний священный совет: должны они или не должны присутствовать на погребении младшего брата еретика, чье тело, даже снаряженное в последний путь, несло, как утверждали многие, знак Атона, возлюбленного бога амарнского предателя? Хотя умерший царь официально отрекся от поклонения Шару, на его золотом троне имелось изображение небесного светила, с ладонями на концах лучей, сулящими жизнь молодой царской чете. Однако он был вынужден сменить имя, и теперь только Амон фигурировал в перечне его официальных титулов; его погребальный инвентарь изготовили в строгом соответствии с прежними обрядами Осириса. Вместе с тем если еще оставался шанс избежать захвата власти со стороны Эйэ, то жрецы не должны одобрять погребальные ритуалы, которые старик проведет как наследник трона. Военачальник Хоремхеб также пребывал в нерешительности, но он не зашел настолько далеко, чтобы преградить путь в Фивы визирю Севера, который был вызван на похороны, равно как и «Божественный отец», визирь Юга. Хоремхеб колебался, не решаясь пересечь реку и последовать за процессией, таким образом втайне симпатизируя последним членам амарнской семьи. В любом случае ему хотелось подчеркнуть свое негативное отношение к дворцовым интригам, которые он последнее время решительно пресекал.
На левом берегу Нила, южнее большого заупокойного храма Аменхотепа III, двор Малькаты пробудился от долгого периода молчаливого траура. Мужчины царской семьи и их приближенные обрили головы, шли приготовления к заупокойной трапезе, призванной покончить с затянувшимися неделями поста и трезвости. Женщины из гарема приготовили простые траурные туники из голубовато-белого льна, которые они будут рвать на себе и посыпать дорожной пылью во время погребальной процессии. Задолго до рассвета служанки уже работали в садах дворца (что предстояло им и во все время похорон), срывая цветы, из которых поспешно составляли сложные букеты, венки и гирлянды, предназначавшиеся не только для фараона, но также для гостей, которые соберутся на заупокойную трапезу.
В ногах мумии Анхесенамон, молодая вдова, нараспев произносила религиозные тексты, посвященные воскрешению, исполняя роль Исиды у тела Осириса. Другая представительница царской семьи, стоявшая у изголовья ложа, воплощала Нефтиду, богиню-сестру Осириса, которая помогала Исиде обряжать убитого бога. Вскоре появлялись жрецы. Несмотря на отчаянные моления женщин, пытавшихся во исполнение ритуала удержать мертвого царя, они забирали мумию, переносили ее в перистиль и помещали на похоронные дроги в форме ладьи под огромным балдахином, которые стояли на салазках. Рыжие буйволы, символ Нижнего Египта, колыбели древней религии, везли бесценную ношу к заупокойному храму. За ними следовала многолюдная процессия: подобной ей эти места не видели со времени похорон Аменхотепа III – Небмаэтре.
Особую группу, именовавшуюся «Девять друзей царя» и символизировавшую тайный совет древних царей севера, возглавлял сановник, называвшийся «Устами Бога» или «Преданным Богу», который отвечал за буйволов, приносимых в жертву царю; он был облачен в ритуальный капюшон и держал в руках трость с набалдашником. На всех знатных людях, принимавших участие в погребении, были белые сандалии, как того требовала их роль. Процессия, состоящая из мужчин, включала, что вполне естественно, всех жрецов, которые принимали участие в бальзамировании, а также многих других сановников. Женщины шли отдельно, и на царице, «жене бога», были такие же белое траурное платье и головная повязка, как и на остальных. Между двумя группами мужчин и женщин придворные несли основную утварь, которую предстояло поместить в «вечное жилище». Сюда входили троны, ложа, сундуки с драгоценностями и парадными одеяниями, вазы и сосуды с мазями, кувшины для вина, ларцы с подношениями, золотые колесницы, оружие, игры, ритуальные статуи и погребальные статуэтки, светильники и ладья. Четыре канопы, каждая из которых находилась в отдельном саркофаге, окружала процессия, аналогичная той, которая сопровождала тело почившего фараона. Жрецы, шествовавшие впереди салазок, периодически совершали возлияние молоком, которое делало возможным воскрешение царя и обеспечивало ему вступление в мир богов. Погребальные песни профессиональных плакальщиц заглушали стоны и плачи людей на обоих берегах Нила, пришедших проводить своего царя в последний путь.