Тутанхамон. Сын Осириса

Затем маленького принца усадили в колесницу одной из амарнских принцесс, и он проследовал по городу в веренице конных царских экипажей в восторге от этого парада и во все глаза глядя на тяжело дышавших придворных, которые все шли пешком, включая царского писца, и старались не отставать, когда процессия проходила мимо огромных храмов. Шествие остановилось за городом – перед двумя большими пилонами, похожими на те, что были воздвигнуты в храмах Луксора и Карнака. Впереди возвышались мачты, на которых развивались длинные ленты, символизирующие дыхание жизни; но эти мачты разделены на две группы по пять штук в каждой, священное число Хмуну (Гермополя) и Ахетатена, а не на группы из двух или четырех мачт, как это было в Карнаке или Мемфисе. Две царские четы миновали просторные открытые галереи с кирпичными постаментами (по одной для каждого дня в году) для ежедневных жертвоприношений во время празднеств в честь юбилея Атона. Возложив специально отобранные растения на алтари солнца, к которым ведет несколько ступенек, торжественная процессия покидает первое здание, Перхай (Дом праздника), и вступает в следующее, стоящее поодаль и носящее имя Гем-Атон.

Далее они посещают почти достроенный храм под названием Шуэт-Ра («Опахало Ра»), воздвигнутый в честь царицы Тии. Это святилище имеет форму громадной беседки, сквозь стены которого освежающий ветерок проникает в тенистую центральную часть. Как и все святилища, находившиеся под покровительством женщин из царской семьи, он весь был проникнут божественным дыханием жизни, которое они передавали верховному правителю, воодушевляя его, подобно тому как крылья Исиды вдохнули жизнь в безжизненного Осириса. Пока старшие оценивали, насколько успешно продвигается строительство, мальчик и маленькие принцессы с изумлением разглядывали воздвигнутые из песчаника расписные статуи Аменхотепа III и Тии, Эхнатона и Нефертити, слушая объяснения Мутнеджмет, сестры Нефертити, которая их сопровождала.

Однако официальные визиты пришлось сократить до минимума из-за недомогания малькатского царя. Действительно, когда на тридцать шестой год правления Аменхотепа III царь Тушратта из Нахарина уступил его настойчивым требованиям и направил ему одну из своих дочерей, принцессу Тадухипу, в жены, она обнаружила, что фараон слаб и совершенно беспомощен. Тушратта, по совету своих послов или по просьбе самого фараона, согласился одолжить египетскому правителю замечательную статую Великой Иштар, богини любви и войны. Богиня, вероятно, полностью оправдала свое доброе имя; фараон хранил статую в своем дворце и никак не хотел расставаться с таким чудесным лекарством. Тем не менее Тушратта, союзник Аменхотепа III против хиттов и его друг, который осыпал фараона знаками внимания в виде золота и лазурита, оружия, драгоценных камней, колесниц и упряжи (последний дар составили тридцать женщин), не собирался навсегда расставаться со своим сокровищем. Аменхотеп III благоразумно оставил статую в Фивах, опасаясь за ее сохранность в городе Шара, где царил культ Атона. В Малькате отношение к прежнему культу было намного терпимее, Аменхотеп III и на тридцать шестом году своего правления спокойно приносил жертвы в честь Амона и богини Хатхор на Синае.

Но давайте вновь присоединимся к процессии, проходящей мимо министерства иностранных дел (канцелярии «переписки фараона»), у ворот которого, низко склонившись, стоит министр Туту, отвечающий за все письма, адресованные царю его союзниками. Во время периода совместного правления, как можно предположить, копии писем также поступали к Эхнатону, жившему в своем городе. В развалинах архива было найдено более 360 табличек с клинописью.

Стража, стоящая на специальных тумбах, под создающими тень навесами, сдерживает толпу, жаждущую увидеть, как проедут в покрытых электроном колесницах ее правители, живые воплощения солнца на земле. По такому случаю ученикам дома жизни – университета – разрешили покинуть лаборатории и скриптории и некоторых из них даже допустили во внутренний двор дворца, где придворные и знатные сановники собрались, чтобы встретить царей, когда они появятся в «Большом церемониальном окне».

Спустя несколько лет принцесса Анхесенпаатон, которая всегда жила при еретическом дворе, напомнила Тутанхамону, в какой исступленный восторг пришла толпа, когда Эхнатон с Нефертити из того самого окна преподносили «золотую награду» «Божественному отцу», Эйэ. В подобных случаях церемония «явления» происходила на огромном дворцовом балконе, – очевидно, еретическая новация. Золотые ожерелья надевались на шеи фаворитов; драгоценные кубки, посеребренные или позолоченные блюда, а также драгоценности раздавались избранным. Однако Эйэ, как царский конюх, наверное, больше всего ценил подаренные ему перчатки из красно-коричневой кожи, которые он гордо демонстрировал всем, пока не вернулся с триумфом домой. Эти торжества были даже более пышными, чем чествование Пернефера, главного распорядителя царского двора.