Тутанхамон

За шатром уже разожгли факелы. Слышались веселые голоса, шутки, песни. Дружинники праздновали победу. Вкусно запахло разжигающим аппетит жареным мясом.

Простолюдины меня любят, с гордостью подумал фараон, а дворцовые сановники нет. Интересно, почему? Эйе меня, к примеру, совсем не выносит. Не могу доказать, а вот чувствую. Упнефер стал мне родственником, но в нем нет и капли благородства. Родственник… Царица Нефертити… Тутмос… Не надо было казнить Тутмоса и ссылать царицу. Как это так получилось? Как вернусь в Фивы, вызову пифию. Пусть предскажет ближайшее будущее.

Тутанхамон встал и приподнял полог шатра. С реки повеяло прохладой, от которой он съежился. Почувствовав озноб, он накинул плащ и вышел. Двое охранников стояли у выхода, двое сидели у разгорающегося костра. Хлопнув в ладоши, он вызвал слугу.

— Маи, ко мне!

Слуга исчез и затерялся в море костров, вокруг которых, усталые и довольные, отдыхали славные воины доблестного Египта.

Тутанхамон вновь ощутил набегающий на него озноб. Вернувшись в шатер, он прилег и тепло укрылся. К его великому удивлению, холода он не ощущал. Дотронувшись до лба, понял — горячий. Странно, подумал он, сильный жар. Рвота с кровью, а теперь вот жар. Надо вызвать лекаря.

Вошел Маи и, поклонившись, участливо спросил:

— Тебе плохо, мой фараон?

Тутанхамон удивленно уставился на него.

— Как определил?

— Тепло, а ты накрыт.

Тутанхамон грустно вздохнул и рывком сел.

— Почтенный Маи, завтра же подсчитай потери дружин. Выдели учетчиков отдельно для продовольствия и трофеев. Определи вес ежедневной нормы добычи золота — здесь, в Кадеше. Мужчин до сорока лет от роду взять в рабство. Исключительно неженатых. Женщин, не состоящих в браке, тоже. Короче — ты сам знаешь, что тебе делать. А в ночь мы выступим дальше. Какие у них тут ещё города?

Маи задумался, затем ответил:

— Мой фараон, Аркату и Тунипа. Самые большие населенные пункты Сирии после Кадеша. Но мне думается, нам незачем на них идти.

— Почему?

— Основное население, цвет Сирии — это крепость Чару и Кадеш. Их падение равнозначно всей Сирии. Именно поэтому предлагаю одну дружину послать в Аркату и Тунипу для заключения договора о налогообложении. Думаю, дружины хватит вполне.

— А нам здесь поджидать их?

— К чему? — удивился Маи. — Мы можем отправиться домой, в Египет.

Фараон призадумался. Маи, похоже, был прав. Зачем гнать бессмысленно тысячи людей на два города завоеванной уже страны? А выступив назавтра в ночь, на третий день они смогут достигнуть Египта, родных Фив. Он вдруг остро ощутил отсутствие жены, которую в равной степени уважал и любил. Его неудержимо повлекло в далекий Египет, к далекой Анхеспаамон…

— Да будет по-твоему, — согласился он. — Маи, вызови моего лекаря.

Маи тотчас вышел, а Тутанхамон снова прилег. Во рту было сухо, противно сосало под ложечкой. Неприятные тошнотворные волны периодически накатывались на него, приводя в непонятное и раздражительное состояние. Порой кружилась голова и мерзли ноги. Он снова вспомнил о жене, тревожно поджидавшей его, и улыбнулся. Приятные воспоминания, связанные с ней, заволокли его романтическим туманом. Он прикрыл веки и вскоре забылся безмятежным сном.

Когда Маи и лекарь фараона вступили в шатер, правитель Египта мирно посапывал, приоткрыв во сне нежные юношеские губы и по-детски подперев щеку ладонью. Они переглянулись и, удивленные, вышли вновь, успокоившись.

Весь следующий день Небхепрура чувствовал себя гораздо лучше. Он был весел, много шутил, катался на ладье, уцелевшей и оставшейся от сирийцев. По предложению Эйе он осмотрел тот чудесный храм, который так поразил верховного жреца. Небхепрура пообещал выделить ровно половину дохода главному храму в Фивах бога Верховного и Нижнего Египта Амона, по воле и благосклонности которого Египет вновь вступил в золотую пору своего существования. В полдень он принял парламентера от Кадеша — сутулого и высохшего старика-жреца, сопровождаемого рабами-эфиопами. Жрец был немногословен. Приветствовал фараона, сказал, что отныне Кадеш является неотъемлемой частью могущественнейшего Египта, что его горожане смиренные и покорны и что они ждут дальнейших указаний фараона во имя и для блага процветания всего Востока. Затем жрец выразил просьбу народа о разрешении захоронить трупы погибших сирийцев, Эйе, присутствовавший при этом, наотрез отказал, мотивировав отказ сопротивлением, оказанным сирийцами. Гибель сирийского царя в поединке должна была предотвратить всякое сопротивление новой власти, сказал он. Жрец стоял, понурив голову, и Небхепрура вдруг стало жаль его.

— Пусть хоронят, — коротко разрешил он.

Старик очень обрадовался и, упав к ногам фараона, стал целовать их.