Тустеп вдовца

Следующее слово, которое она произнесла, было греческим, но вряд ли его стоит повторять.

— Нет, дорогой, я говорю о том, чего ты никогда от меня не слышал. Американская ассоциация звукозаписывающих компаний. Они начинают действовать, когда нарушается закон об авторских правах. У них есть отделение в Хьюстоне. И все дела в Западном Техасе они ведут через Сэмюеля Барреру.

Я посмотрел через комнату на Эллисон, которая одарила меня улыбкой, продолжая двигать ногой в такт мелодии Джонни Джонсона.

— Это замечательно, — сказал я Эрейни. — Рад, что все обошлось.

— У тебя гости? — немного помолчав, спросила Эрейни.

— Угу.

— Тогда только слушай. За последние несколько лет Шекли вызывали в суд полдюжины раз, ему предъявляли иски известные исполнители, которые с ним работали. Они утверждали, что он продавал их записи на синдицирование,[124] но они ничего не получали.

— Я слышал об этом.

— Кроме того, они заявляют, что пиратские диски с их выступлениями распространяются в Европе. При этом качество очень высокое. Мои друзья говорят, что Шекли давно этим занимается и получает дополнительную прибыль. Он знает немецкий, часто бывает в Германии и, вероятно, использует свои поездки для заключения сделок, но никто не может ничего доказать. Дело в том, что записи делались для синдицирования, значит, их могли копировать и передавать радиостанции по всей стране; для этого требуется лишь соответствующее оборудование.

Я улыбнулся Эллисон и одними губами произнес: «Больной друг».

— Думаю, это тебя не убьет, так, небольшие неудобства.

Эрейни немного помолчала.

— Не похоже, чтобы из-за этого убивали, милый. Ты прав. С другой стороны, о каких суммах идет речь? И что за человек мистер Шекли? Ты понимаешь, что все это означает?

— Боюсь, у меня есть кое-какие мысли. Но почему они ничего не заметили раньше?

— Я слышала, что Шекли старается все делать очень аккуратно. Он не импортирует записи обратно в США, что принесло бы ему серьезные доходы, но зато гораздо опаснее. Он остается на европейском рынке, используя только записи выступлений. А потому не является целью первой величины.

— Я понял.

— И еще раз, дорогой, от меня ты ничего не слышал.

— Палата номер двенадцать. Хорошо.

— Если ты сможешь этим воспользоваться, чтобы слегка прижать яйца Баррере…

— Я так и сделаю. И тебе того же.

Я повесил трубку. Эллисон посмотрела на меня.

— Хороший диагноз?

— Ты не против, если я переоденусь?

Она поджала губы и кивнула.

— Давай.

Я вытащил из шкафа футболку и джинсы и вошел в ванную комнату. Роберт Джонсон тут же выглянул из-за занавески.

— Пока еще нет, — сказал я ему.

Его голова скрылась за ванной.

Я как раз успел снять выходную рубашку, когда в ванную комнату вошла Эллисон и коснулась пальцем шрама у меня на спине, над почкой. Я лишь с большим трудом удержался от рефлекторного удара локтем назад.

— Что это? — спросила она.

— Ты не могла бы так больше не делать?

Эллисон, словно не слыша моей просьбы, снова ткнула пальцем в шрам, будто он ее завораживал. Ее дыхание перемещалось вдоль моего плеча, как мочалка.

— Пулевое ранение?

Я повернулся к ней лицом, но комнатка была слишком тесной, чтобы отступить назад и не сесть на край раковины.

— Кончик меча. Мой sifu немного увлекся.

— Sifu?

— Учитель. Человек, который учил меня тайцзи.

Она рассмеялась.

— Твой собственный учитель тебя ранил? Значит, он был не слишком хорош.

— Он был очень хорош. Проблема состояла в том, что он переоценил мои возможности.

— У тебя есть еще один шрам — он длиннее.

Она смотрела на мою грудь, на шрам, оставшийся после удара балийским ножом, который нанес мне торговец гашишем в Сан-Франциско, в районе Тендерлойн. Я натянул футболку.

Эллисон надулась.

— Шоу закончилось?

Я махнул рукой, чтобы она вышла, и закрыл дверь перед ее носом.

Роберт Джонсон посмотрел на меня, когда я натягивал джинсы. Он выглядел таким же недовольным, как и я.

— Может быть, атакуем ее одновременно? — предложил я. — Обойдем с флангов?

Его голова снова исчезла. Вот тебе и мужская солидарность.

Когда я вернулся в гостиную, Эллисон открыла еще одну бутылку пива и устроилась на футоне.

— Это место напоминает мне мою старую квартиру в Нэшвилле, — сказала она, разглядывая покрытую пятнами сырости штукатурку на потолке. — Господи, это было ужасно.

— Благодарю.

Она недоуменно посмотрела на меня.

— Я просто хотела сказать, что здесь все очень маленькое. Тогда у меня совсем не было денег. Знаешь, теперь я иногда вспоминаю те времена с ностальгией.

— Старое доброе время, — сказал я. — Твоя жизнь до того, как ты вышла замуж за деньги.

Она выпила еще пива.

— Не нужно меня напрягать, Трес. Ты знаешь, как любили шутить в Фалфурриасе?

— Фалфурриас. Так ты там родилась?

Эллисон с кислым видом кивнула.

— Мы шутили, что в колледж надо ходить только для того, чтобы получить «миссис». — Она постучала большим пальцем по обручальному кольцу. — Я обошлась без аттестата.

Она сжала бутылку всеми десятью пальцами и села с ногами на футон. Я посмотрел на пиво, прикидывая, сколько мне нужно выпить, чтобы догнать Эллисон.