Я тщательно сверялась с трактатом — ещё раз перечитала мелкие сноски, симптоматику и вероятный расчетный эффект. Вроде учла всё. Аккуратно заправила листы второй брошюры про «Шаманизм и горские верования» под переплёт, чтобы точно не выпало, пролистала страницы — достаточно ли я начиркала, обводя самые важные фразы.
Будет очень забавно, если «третья попытка» окончится здесь и сейчас.
Храни, Великий!
Я отмерила дозу яда в мерную чашку, трижды перепроверив на весах, потом, поколебавшись, все-таки уменьшила дозу вдвое, щелкнула кольцами, выплетая чары, сжала зубами приготовленный заранее деревянный пестик, и зажмурилась, подавая импульс силы.
Боль была обжигающей — яд как-будто выжигал что-то внутри, пестик хрустнул во рту, из глаз хлынули слёзы.
Грань и её порождения!
Закончилось все так же резко — я отерла мокрые щеки, выплюнула деревяшку изо рта и щепки, и рвано с присвистом выдохнула. Тот трактат, на данные которого я опиралась в расчетах, писали явные извращенцы. Интересно, госпожа Мару проверяла хоть что-то на себе?
Резистентность! В жопу такую резистентность, если это нужно повторить минимум двадцать раз, чтобы приобрести устойчивость и определенный иммунитет к яду скорпиксов — проще сдохнуть сразу.
Ур-р-роды!
Я зашвырнула свиток с трактатом на самую верхнюю полку стеллажа и немного успокоилась.
Никто не обещал, что будет легко, Блау. Меня пошатывало — на лбу выступил пот, зрачки расширены — всё, как положено — я изучила белое, как мел лицо в небольшом зеркале.
Сойдёт.
Щелкнула кольцами, выплетая проекцию песочных часов — у меня будет время до обеда, по моим подсчетам — количества яда на мой вес, галлюцинации начнутся именно тогда. Нужно успеть.
Флакон с антидотом я сунула во внутренний карман ханьфу, тщательно очистила лабораторный стол, и выбрала темный пустой флакон. Перелила, отмерив, ровно шесть доз яда, взболтала пузырек — теперь там было меньше половины до мерной рисочки, сунула пробку и поставила на ближайший стеллаж — быстрее найдут.
Осталось спрятать лишний яд и что-то сделать с пестиком — на дереве остались отчетливые следы моих зубов.
Мы мерились взглядами и молчали. Дядя — грозно и требовательно, я — пофигистично.
Даже прорыв грани над поместьем вряд ли вывел бы меня из этого состояния.
У-меня-ничего-не-получится. Не получилось даже у дяди — как получится у меня?
— Ты не собираешься ничего объяснять, Вайю? — дядя так и не присел в кресло, оставшись на ногах.
Я пожала плечами. Объяснять что-то я собиралась раньше. Сейчас… бессмысленно. Всё стало бессмысленно.
— Вайю…, — дядя говорил долго и последовательно, очень правильные вещи. Что про Мор необходимо было доложить Старшему. Видимо, когда он был на Прорыве Хэсау. Что нужно учитывать последствия и минимизировать риски. Это видимо про то, что нужно было не лечить, а спалить пол деревни к псаковой хрени. Был длинный пассаж про доверие Рода, Семье и Старшим.
Что ни один из алхимиков, которые проводил исследования «Морового поветрия» или других заклятий, поражающих «пустых», не умер своей смертью. Что эпидемии — это естественный способ регулирования численности населения — Высших слишком мало. Что, если я вообразила себя последовательницей Святого Асклепия, он лично выбьет эту дурь из моей головы.
Что если мне принесли свиток, это значит только одно — ловушка, и Мор, так удачно появившийся практически сразу — это проверка, и что только полная идиотка могла бы действовать так, как я… Какие проблемы могли бы быть у всего Рода и что мне пора научиться думать…
Я кивала. Кивала, кивала, кивала. Следила, как яркий свет из окна обрисовывает дядину фигуру, вспыхивает в волосах с тонкими нитями седины, как появляются и исчезают морщинки между бровей, когда он жестикулирует.
Мой умный и предусмотрительный дядя. Которому предки объявили вотум недоверия.
Поставив всё на самую бесполезную из всех Блау.
Вотум недоверия.
Это просто смешно, просто смешно думать, что я смогу справится там, где проиграл дядя.
Можно считать, что мы — уже умерли.
И… я засмеялась. Дядя говорил, а я не могла сдержать смех — псаки, как это смешно, это просто бред какой-то… думать, что я смогу справиться там, где не получилось даже у него. Я давилась смехом, запрокидывая голову, пока увесистая пощечина не снесла меня с ног.
Мирийский ковер был чистым.
Слуги работают на совесть — я могла подтвердить это лично, пробороздив по полу — силы дядя не пожалел. Щека онемела мгновенно и вспыхнула пульсирующей болью. Боль — это хорошо, боль возвращает ясность.
— Истерика окончена? — дядины сапоги были прямо перед моим носом, и я перевернулась, поднялась и кивнула. Окончена.
— Садись, — дядя махнул на кресло, — нужно было думать раньше.
Я пощупала щеку и подвигала челюстью — дядя пожалел, бил тыльной стороной, иначе кольца расцарапали бы кожу. Заботливый.
Щелкнула кольцами, выплетая исцеляющее.
— Не лечить, — скомандовал дядя резко.
Я помедлила пару мгновений и снова кивнула. Мой предусмотрительный и умный дядя.
Безусловно, все гости должны лично убедиться, что юная Сира понесла заслуженное наказание.