Турнир

Перелистывая страницы рукописи, он обнаружил, что рукой Августа Мишильера - и совершенно другими чернилами, - в конспект внесены многочисленные схолии, замечания, "мысли вслух" и прочие маргиналии. В некоторых местах текст, вписанный миниатюрными буквами между строк и на широких полях, был столь плотен, что наверняка превосходил по объему то, что было изначально записано на этом листе. Обычно вставки были сделаны красными или зелеными чернилами, но иногда встречались так же фиолетовый и черный цвета. Однако и это не все. В продолжении изучения тетради Трис обнаружил два "неродных" листа того же размера ин-кварто, не вшитых, а просто вложенных в рукопись между тридцать седьмой и тридцать восьмой страницами, но имевших общую с другими страницами нумерацию: 37.1, 37.2, 37.3 и 37.4.

Вчитавшись во все эти дополнения и разъяснения, Трис забыл о времени и обо всем вообще. Он не помнил этого текста, вот в чем дело. Август Мишильер не передал ему это знание, а, возможно, и не предполагал посвящать своего "сына и наследника" во все эти опасные секреты. Скорее всего, этот экземпляр конспекта уцелел по ошибке, по счастливому для Триса стечению обстоятельств и вопреки планам его "великого отца". Ценность же данного документа было трудно переоценить, поскольку здесь Август Мишильер не ограничился одними лишь теоретическими спекуляциями, но сосредоточился на практических аспектах вопроса, на технике и методах, и на отсылках к конкретным экспериментам, которые проводились несколькими разными учеными на протяжении последних пяти веков. Откуда старик узнал об этих исследованиях, теперь можно лишь гадать. Скорее всего, он имел доступ к несохранившимся до нашего времени источникам. Но лиха беда начало! Если сохранился этот экземпляр конспекта, то, чем боги не шутят, возможно, в этом же архиве или в других подобным ему тайных собраниях найдутся и другие документы, которые позволят Трису понять, как Августу Мишильеру удалось заглянуть за Великий Барьер.

Трис проработал с вновь найденными документами до поздних часов утра, но перед уходом все-таки заглянул в три другие коробки и не удивился, обнаружив в одной из них тот самый конспект, который еще с вечера предполагал здесь найти. Его-то он, покидая свой тайный архив, и прихватил с собой. Этим конспектом он без опасений мог поделиться с князем Трентским и собирался сделать это при первой представившейся возможности. Сейчас же, несмотря на усталость, он хотел переброситься парой-другой фраз со своей сестрой. Было у него к ней несколько не то, чтобы срочных, но достаточно важных дел. Однако, несмотря на то, что дело шло к полудню, Габи в палаццо не оказалось. И слуги смогли сообщить Трису лишь то, что она, как уехала с вечера на прием к де Бофремонам, так пока домой и не возвращалась. Надо полагать, загуляла и загуляла, что называется, по-крупному. Не в первый раз, положим, и наверняка - не в последний, и к этому, увы, следовало привыкать...

***

В конце концов, Габи вернулась, - ему сообщил об этом по телефону мажордом, - но теперь был занят сам Трис. Он провел весь тот вечер, нанося один за другим совершенно необходимые частные визиты, один из которых к обоюдному удовольствию закончился в постели баронессы Ларок. Женщина была молода и притягательна, а где проводил свое время ее супруг, Трис, всецело поглощенный интересом к роскошному телу баронессы, спросить ее как-то забыл. Впрочем, если бы это было по-настоящему важно, Мишель наверняка нашла бы нужным ему об этом сказать. Но она промолчала, и ночь прошла просто восхитительно, причем не только для него одного. Баронесса, если судить по ее поведению, улыбкам, стонам и прочему всему, тоже осталась довольна случившимся как-то вдруг адюльтером. Поэтому Трис никуда от нее не спешил, - тем более, что его и не гнали, - и домой добрался только около десяти утра, когда его младшей сестренки уже и след простыл. Куда она направилась на этот раз, было снова неизвестно. Куда-то, к кому-то, к мужчине или женщине, к подруге или к любовнику, а может быть, и вовсе в императорский дворец. Бегать за ней по всему городу, - тем более, обзванивать без уважительной причины ее знакомых, - было бы унизительно и глупо. Трис это понимал, хотя и начинал беспокоиться, как бы Габи не занесло куда-нибудь не туда. Она же по сути еще ребенок, девочка, по необходимости притворяющаяся взрослой женщиной.

Мысль эта его достаточно сильно тревожила и не оставляла на протяжении следующих нескольких часов, а потом небо рухнуло, и ему стало не до пустяков. В три часа дня или около того, - точного времени Трис потом вспомнить так и не смог, - ему телефонировал князь Трентский и без экивоков и околичностей прямо спросил, вернулась ли Габриэлла домой.

- Что-то случилось? - насторожился Трис.