Туристический сбор в рай

– Охуеть – не встать! – выразила свое духовное состояние Катька-селедка, и за столом пошел, разгоняясь, незначащий разговорчик, как водится в выпивающей компании единомышленников. Александр Иванович налегал на пельмени, и обильная отрыжка уже казалась обычным явлением. – А банка сгущенки стоила пятьдесят пять копеек! – неожиданно сказал он.

– Во! – отозвалась Катька. – И я помню! – И словно страус на длинных костлявых ногах помчалась на кухню варить новую порцию пельменей.

– Вот, Иваныч, у тебя память! – похвалила Мальвина, пока Вовчик разливал. – А хлеб скока стоил?

– Не! – запротестовал Вовчик. – Сначала выпьем, нолито!

Выпили, закусили, Вовчик куснул от целого хлебного батона, за что получил от хозяйки пельменной оглушительную затрещину.

– Ты чего, говнюк, один здесь, что ли?! – забасила Мальвина. – Ща в сраку пойдешь!

– Не буду больше! – испугался Вовчик.

Здесь подоспела Катька, неся на подносе штук двести горячих пельменей.

– Это смотря какой хлеб! – уточнил Александр Иванович.

– Ну а какой ты помнишь?

– Да всякий! Был батон за восемнадцать, такой средний, большой за двадцать восемь, четвертинка Бородинского за пятак, девятнадцать за целый, была еще белая булка за семь копеек, – вспоминал друг РАО. – Рогалики по пять, булка-калорийка с изюмом за девять и самая маленькая булочка по три копейки за штуку…

– И я это помню! – обрадовалась Катька. – Это та, у которой посередине, типа, щель была! На персик похожая!

– И я вспомнил! – Вовчик разлил по стаканам. – Мы еще девчонок в классе глумили, показывали им эти булки, похожие на пиз…

– Вованчанский! – попросил Александр Иванович. – Держите себя в руках!

– Короче, похожие на эту… как сказать-то… А-а! Похожую на то, что у девчонок между ног!

Все засмеялись, а олигарх похвалил Вовчика за хороший словарный запас:

– Можешь же!

Еще выпили, и опять за столом пошел-понесся ничего не значащий гур-гурчик, Катька что-то шептала Мальвине в ухо, косясь при этом на главу стола. Вовчик делился с Иванычем секретом вывода мандавошек с помощью ртутной мази.

– Семнадцать копеек!

– Чего «семнадцать копеек»? – не понял мужичонка.

– Стоила мазь! – объяснил Верещагин.

– И у тебя были?

– У всех были! Кто говорит, что не было – свистит! И у телок у всех!

– Вот отчего они бриться стали, – догадался Вовчик. – Все мы при Советах жили. Богатых мало было и бедных не много! – почему-то добавил мужичонка. – Все стабильно было… Цены…

– Все бедные были! Разливай!

Выпили всей компанией и открыли новую.

– Ой, мороз, мороз!.. – затянула Катька, но ее осекла Мальвина, стукнув пятерней по тощей спине:

– Погодь ты петь! Рано еще! – И оборотила красное лицо к мужчинам: – Ты, Иваныч, женат?

– Нет.

– А дети есть?

– Нет, и детей не имеется…

– У тебя что, не стоит?

– Стоит! – обиделся Александр Иванович. – Еще как!

– А ты докажи! – подначила Катька, которая была уже вполне себе подшофе.

– На тебя, Катька, даже у меня не встанет! – пришел на подмогу другу Вовчик. – Килька ты с одной дыркой!

– А ты у нас, бля, Распутин! – сверкнула покрасневшими глазами Мальвина. – Прыщ ты после эпиляции! – И заржала так громко, что в дверь на всякий случай заглянул охранник. – У моей таксы длиннее, чем у тебя!

Александр Иванович понял, что между Вовчиком и Мальвиной когда-то что-то было!

– Подзорная труба стоила тридцать рублей! – объявил он и, поднявшись со стула, предложил тост: – За присутствующих здесь дам! А докторская колбаса – два двадцать за кило!

– Ну голова! – не переставал нахваливать Вовчик и тоже поднялся в рост. Его прилично пошатывало, но он собрался и скомандовал: – Гусары пьют с локтя!

– Какие гусары!.. – горестно вздохнула Мальвина, взирая, как Вовчик пытается установить полный стакан на плохо гнущийся локоть. – Гусары… Быдлота!

Александр Иванович вылил стакан водки в глотку по-простому. Ахнул двести грамм – как воды выпил. В голове у олигарха булькало, а глаза видели словно через полиэтиленовый пакет – размыто и нечетко.

– Сигареты «Ява» стоили сорок копеек, «Прима» – четырнадцать, «Дымок» – шестнадцать, а были еще кубинские «Партогас», от затяжки глаза на лоб вылезали. А стоили они всего двенадцать копеек! Правильно я говорю, Вовец?

– Ты ж… ты ж голова, Санек! – Мужичонка почти сомлел, торчащие уши его побледнели. – Было мороженое за девятнадцать!

Катька тоже скисла, и Мальвина по-матерински посоветовала ей поблевать, так как водки еще пол-ящика и закуски невпроворот.

– С розочкой мороженое! – дополнил Александр Иванович. – А без розочки – двадцать! До сих пор ни хера не могу понять, почему. Ведь розочку делали специально, а это лишний труд, а стоило меньше, чем без розочки!..

– А у меня дети разбились на мотоцикле с коляской. За две тысячи брал с наценкой, как передовик, без очереди! И жена вместе с ними! Хорошо тогда зарабатывал на авиационном заводе. Ой, блядь, как хорошо! Кстати, сигареты «Ява-100» стоили шестьдесят копеек!..

– Давно? – спросил Александр Иванович, уже не способный на драматизм, пытаясь холеным ногтем вытащить из щелочки между передними зубами застрявшие волокна копченой колбасы.