Одним из поздних вечеров нас, нагих, застали врасплох пограничники. Мощные прожекторы, я тогда и не подозревал, что такие есть, осветили нашу обнаженку, будто был белый ясный день, а потом громкоговоритель приказал всем вылезать из воды на берег, что мы послушно и сделали. Одежду приказали оставить и пройти в автобус. Кто-то пытался качать права, но ему отвечали металлическим голосом, что мы нарушили правила пограничной территории и теперь с нами разберутся в воинской части.
У меня была огромная проблема. Я никогда еще не видел в таком количестве голых девушек, которые после десяти минут поездки вовсе перестали стесняться своей наготы, а я жадно рассматривал их юные особенности. Сносило мозги еще и оттого, что девчонки сидели в компании голых парней, это было крайне эротично, как для меня, так и для молодых погранцов, нас сопровождающих. «Завтрак на траве» Моне.
Везли нас недолго, подталкиваемые сзади солдатами, мы вышли, встали на плацу, переминаясь с ноги на ногу. Девушки как могли прикрывали свои плюсы, а многие из парней защищали минусы.
А потом из казарм высыпали доблестные солдаты Советской армии, человек сто, и смеялись над нами.
– Козлы! – заорал старший из нас. – У меня отец генерал! Всех в Афган!
Здесь появилось командование во главе с пузатым, но бравым полковником. Офицеры лыбились во все тридцать два, а наччасти прокашлялся и велел отдать нам одежду.
Мы спешно оделись, и нас повели в какое-то здание, мрачное, с темными окнами.
«Расстреляют, – подумал я. – Как пить дать расстреляют…»
Металлическая дверь открылась, и тут здание вдруг вспыхнуло тысячами солнц, засверкало разноцветными гирляндами, огни бенгальские, хлопушки. Возле лестницы стояли вазоны с цветами и отдавали честь веселые прапорщики, на которых вместо штанов были разноцветные юбки, сшитые, видимо, из тюля.
«Здравствуй Феллини, – подумал я. – Федерико, ты всегда с нами!»
На втором этаже оказался большой зал с по-военному богато накрытыми столами, нас усадили за один из них. Разлили по стаканам водку, и наччасти произнес короткий тост. Он повинился перед нами за шутку (ни фига себе шутка!), продолжая оставаться веселым и бравым, а затем признался, что сегодня в части День Нептуна, что каждый год в эту ночь защитники рубежей страны вылавливают из моря русалок и приглашают на празднество. Молодым солдатам после короткого лицезрения русалочьих прелестей следующие полгода служится лучше, и в каждом дембельском альбоме будет описана подобная история.
– А русалы тоже описываются дембелями? – поинтересовался я. – Однако странные у ваших солдат интересы!
Полковник посмотрел на меня и без намека на юмор сказал:
– Мы могли бы стрелять на поражение!.. – И спросил: – А кто и кем описывается?
Весь офицерский состав части ржал, а потом весь стол напился до потери сознания. Заливались «Пшеничной» водкой и жадно пожирали офицерские котлеты с жареной картошкой и печеными баклажанами.
Уже к утру на том же автобусе нас развезли по адресам, и эта веселая история отложилась в моей памяти, вероятно, до конца жизни. В мой дембельский альбом.
Впрочем, я отвлекся.
Все же в тот летний отдых голый случай с пограничниками оказался не самым запоминающимся. Произошло событие куда более важное, оставившее след в самом сердце.
Шла последняя неделя нашего отдыха, и как-то перед сном я вслух отправил сообщение небесам:
– Сейчас бы какую-нибудь телочку завалить!..
– Дайте спать! – недовольно прошипел цирковой.
– Старый, ты это хочешь? – спросил однокурсник шепотом.
– Хочу, очень хочу… – вымолвил я. И заснул как младенец.
Утром, перед тем как разойтись по своим интересам, Старый вдруг пригласил меня в гостиницу «Ялта».
– Прямо внутрь? – уточнил я, удивившись.
– Да, старый. На шестнадцатый этаж.
В те далекие советские времена гостиница «Ялта» называлась еще и международной, жили в ней преимущественно иностранцы, цеховики и какие-нибудь звезды балета, имеющие валюту. В гостинице все продавалось за доллары, фунты, лиры или дойчмарки. На шестнадцатом этаже располагался валютный бар с рестораном, где, как рассказывали, лабала умопомрачительная вокально-инструментальная группа… Простых советских граждан КГБ даже близко к главному входу не пускал. Было чему удивиться.
Ровно в шесть вечера я прибыл к подступам отеля, сел на теплый камень, возле которого был уговор встретиться, и начал вертеть головой, так как не знал, с какой стороны явится Старый… Он опаздывал, а я, закрыв глаза, оборотил свое лицо к вечернему солнцу, множа веснушки на щеках и на носу.
– Привет, старый! – услышал я гайморитный голос однокурсника.
Он пришел не один, а в обнимку с молодой женщиной, совершенно белой как телом, так и короткими волосами, стриженными под каре. У нее даже брови и ресницы оказались белыми. А глаза – синими. Она была совсем некрасива, с толстыми крепкими ногами, тяжелым низом, большегрудая и невысокая ростом.
– Чувак, – обратился ко мне Старый, – это девушка Лина. – Она из Финляндии. Гид.
Финка протянула мне влажную ладошку и повторила неожиданно нежным голосом:
– Лина.
Лина с длинным «и». Лииина…