– Рыбачил, – ответил я и попытался сделать мой тон как можно холоднее. – А учитывая запах перегара и ваш храп, ни одно животное не решится подойти к лагерю.
– Не борзей, щенок. Знаешь, что делают с непослушными псинами? – сказал Василий Петрович. Хотелось сострить, сказать что-нибудь такое, что заставило бы его умолкнуть. Но я просто молчал и смотрел на него тяжёлым взглядом. Лицо его, казалось поплыло от алкоголя, разгладилось, но это не сделало его выражение добрее.
– Готовь ужин, – нашу перепалку взглядами прервал Михаил Николаевич. Кинуть бы им эту несчастную рыбу в лицо, да посильнее, чтобы сразу ум за разум зашёл.
– Я думал, рабство отменено, – я был нацелен скрасить остаток их отдыха так, чтобы они запомнили его надолго. Так, чтобы они потом вспоминали эти уроки жизни, как притчу, и каждый раз осознавали, какими свиньями они были.
Но, наверное, этих людей мало бы что изменило.
И опять повисла многозначительная пауза.
– Ты ошибался.
4
Я принялся запекать мясо тайменя.
Я пытался максимально закрыть себя от этого неприятного мне окружения, мне было ужасно обидно, что такие люди портят такое место. Но все же я иногда поглядывал в сторону моих спутников.
Я увидел, как Михаил Николаевич достал из палатки ружьё. Мне порядком надоело поведение этих двух свиней, мысленно я уже даже представлял, как бы они слёзно каялись и просили прощения. Я пригляделся к оружию. Приклад ружья было красиво оформлен, явно сделан из дорогой породы дерева, металлические детали были украшены узорами, что говорило о том, что это ружьё дорогое. Тяжело вздохнув, я продолжил готовить еду, как вдруг за спиной раздался выстрел. Я моментально обернулся.
Михаил Николаевич направил ствол ружья в сторону леса, что напротив реки. Поначалу мне показалось, что он просто выстрелил в пустоту, но вскоре я увидел на другом берегу медведя. Его бурая шерсть блеснула на солнце, а сам он поднял голову. Он смотрел прямо в нашу сторону, будто запоминая лица и не шевелился. Он даже не пытался скрыться в лесу, убежать, спастись. Он смотрел на нас, казалось изучал, и выглядело это одновременно устрашающе и стойко. Я резко встал и подошёл вплотную сбоку к Михаилу Николаевичу. Незапланированная и грубая охота мне совсем не понравилась, да что там, я был разъяренным. Вены на висках у меня набухли, и я чувствовал, как сильно бьётся сердце в груди.
Немедля я протянул руку в сторону ружья и подбил ствол. Теперь оно было нацелено на небо. Михаил Николаевич грозно зыркнул в мою сторону. Я набрал в легкие как можно больше воздуха, чтобы сказать пару ласковых и объяснить уже этому остолопу его положение в тайге, как вдруг приклад резко двинулся в сторону моей груди. Михаил Николаевич попытался нанести удар. Но он был слишком неповоротлив, у меня получилось перехватить атаку, ружье уперлось в грудь Михаила Николаевича. Я чувствовал шаги Василия Петровича за спиной. Скорее всего он что-то кричал мне, но я ничего не слышал. Воспользовавшись растерянностью оппонента, я выхватил его ружье. Я встал спиной к реке, но при этом видел обоих спутников.
Теперь у меня было явное превосходство над ними.
Теперь им придется меня слушать.
– Так делать не надо! – я победно встряхнул ружьё. Оно было тяжёлым и особенно красивым вблизи.
– Ты чего творишь, щенок? Совсем ничего не понимаешь? Ты здесь кто? Скажи мне, кто ты здесь?
Я молчал.
– А я тебе скажу, кто ты. Ты – грязная псина. И всегда ей будешь! Тебе не вылезти из этой чертовой грязи, из этого говна, тебе там и место! Ты всегда будешь служить людям! Так знай свое место, щенок! Знай свое место, тупая ты псина!!!
В груди противно зажгло. Руки затряслись. Какая-то свинья называет меня псом, не понимая, что именно он главное животное этого невоспитанного и зажравшегося цирка. Какая-то свинья, совершенно не понимающая ничего, плюющая на все в этом мире, говорит мне, кто я. Гнев ударил мне в голову. Не опуская ружье, я сжал одну руку в кулак и подошел ближе к Михаилу Николаевичу. В ту же секунду его закрыл за собой Василий Петрович. Оба тряслись. От обоих несло алкоголем. Я видел его глаза за спиной Василия Петровича. Эти темные глаза, наполненные страхом за свою жалкую жизнь и обидой. Я взглянул на них снизу-вверх, еще раз оглядел все это. И это вызвало во мне такое отвращение, что кулак сам собой разжался. Глупый и пугливый скот, он ожидает такого же скотского поведения.
– Вы пьяны, – процедил я сквозь зубы. – А ружьё пока побудет у меня.
– Ты об этом пожалеешь, – прохрипел в мою сторону Василий Петрович. Михаил Николаевич, не поворачиваясь ко мне спиной, попятился в палатку и вскоре скрылся в ней. Следом за ним в палатку пошел и Василий Петрович.
В висках у меня все еще стучало. Мне понадобилось пару минут, чтобы осознать то, что произошло. Я посмотрел на тот берег реки. Медведя не было.