Турецкий ятаган

— Да, люблю, но мы с ней так давно не виделись, — обошел я однозначный утвердительный ответ. Мужчины меня поймут, а женщины все равно осудят.

Алена перевернулась на живот, долго лежала, задумчиво глядя перед собой. Потом неожиданно, сказала:

— Я сегодня не спала всю ночь…

— Знаю, я тоже не спал, — соврал я.

— Почему же ты, — начала говорить она, быстро повернувшись ко мне, — почему же ты ничего… не сказал?

— Алена, я не могу тебя подставлять, извини, сделать тебе зло. Как бы это объяснить… Ведь если у нас что-нибудь случится, ну, сама знаешь, что, то ты не сможешь выйти замуж.

— Не смогу? — удивилась она. — Почему?

— Но ведь этот твой, как его там, Зосим Ильич, сказал, что если ты будешь не девушкой…

— Да не пойду я за него, хоть озолоти, хоть убей! Не люб он мне старый.

— Ну, пусть не Зосим, пусть другой, тот, кто тебе больше подойдет. Что ты будешь делать, если из-за этого откажется на тебе жениться?

— Почему откажется? Ты думаешь, что если девушка до свадьбы…

Тут Алена неожиданно засмеялась.

— Ты думаешь, что из-за этого девку замуж не возьмут? — все больше веселилась она. — Так если бы люди на такое смотрели, так в Москве половина людей холостяковала. Ай, уморил! Это может у вас на украйне народ такой дикий, а не у нас в Москве…

— Погоди, а как же, я думал…

— Так ты из-за этого две ночи подле меня как бревно лежал?

— В общем-то да, — неохотно признался я. — Боялся, что тебе потом будет плохо.

— Миленький ты мой, хороший, вот не знала, что мужчины такими жалостными бывают, — оборвав смех, тихо сказала она. — Я думала, что совсем тебе не по нраву, а ты оказывается меня берег!

— Как же не по нраву, — сердито сказал я, чувствуя себя полным идиотом, — сама, что ли не видела… Что же ты меня заставила вчера ночью под дожем мокнуть? Позвала бы.

— Я думал, что ты сам придешь, а ты вон что, за меня оказывается, боялся!

— Ну, в общем-то, да, боялся. Ты же если тебя силой дьяк принудит, из терема выброситься грозилась. Сколько дней голодала!

— Ну, то было совсем другое. Он чести и гордости меня лишить хотел! Решил чадо мной верх взять и себе подчинить! А когда по сердцу и доброму согласию, то и греха в том нет, а если какой и есть, то за любовь Бог простит.

То, что уже существует такая вольная трактовка преодоления смертных грехов, мне в голову не приходило. Впрочем, людям всегда было свойственно искать прощение и оправдание своим слабостям. А вот Аленина гордость мне очень понравилась. Мне казалось, что для таких понятий, как честь, время еще не пришло, оказывается, я ошибался. Особенно было приятно, что исходило это ни от какой-нибудь спесивого боярина, а от обыкновенной городской девушки.

Однако, несмотря на то, что отношения мы выяснили и, казалось бы, никаких препятствий заключить девушку в объятия больше не существовало, я почему-то внутренне робел. Единственно не что решился, это как пятиклассник в парадном, взял девушку за руку. Что-то, все-таки, было в Алене от ведьмы и, я подсознанием почувствовал, что она еще не готова к прямолинейному развитию романа.

— У тебя красивая рука, — отпустил я дежурный комплимент, рассматривая ее крепкую, ладонь.

Алена руку забрала, и повернулась на бок, так что я оказался у нее за спиной.

— Что-то у меня тревожно на душе, — вдруг сказала она. — Как будто на груди лежит камень.

Я в предчувствия верил и тут же встал на ноги. В нашем теперешнем положении лучше было лишний раз подстраховаться. Однако ничего подозрительного поблизости не оказалось. День уже клонился к вечеру, судя по положению солнца, до заката было часа два и нам скоро предстояло возвращаться на «базу».

— Кажется все тихо, — сказал я.

— Не пойму, отчего, но мне страшно. Как ты думаешь, к нам в баню никто не мог забраться?

— Если ее обнаружат, то обязательно устроят засаду. По золе и запаху дыма можно определить, что там недавно топили печь. Когда вернемся, сначала проверим, нет ли там гостей.

— Как проверим?

— Я припер палкой дверь, если ее уберут или поставят по-другому, я сразу увижу.

— А ты не боишься? — спросила она.

— Боюсь, но не очень. Уже привык ко всяким неожиданностям.

— Расскажи о своей жене, — неожиданно попросила Алена.

— Хорошо, только, давай, в другой раз, — отклонил я это рискованное предложение.

Тем более что мне и самому отчего-то стало тревожно.

— Я, пожалуй, залезу на дерево, посмотрю, что делается в округе.

— А не разобьешься?

— Все будет нормально, — пообещал я и полез на липу, росшую на опушке. С нее был хорошо виден наш пруд, и все заросшее кустарником поле. Ни людей, ни лошадей в окрестностях не было. Я слез с дерева и вернулся к Алене.

— Все спокойно, можно возвращаться.

Она покачала головой, но не возразила. Я свернул тулуп, перебросил его через плечо, и мы пошли к себе.

— Ты обещал рассказать о жене, — напомнила девушка.

Я невольно засмеялся.

— Ты, что веселишься? — удивилась она.