Турецкий горошек

Питер расстегивал мою блузку, а я жалела, что не надела более соблазнительное нижнее белье. В детстве мне никогда не говорили надевать ежедневно чистое нижнее белье на тот случай, если придется зайти к врачу, как советовали матери моим подругам.

Моя мать говорила:

– Надень красивое нижнее белье – вдруг ты встретишься с Патриком. – Мы обе потеряли из-за него голову, когда я училась в средней школе.

Поскольку все школьные годы мама бдительно стояла на страже моей девственности, я удивлялась, с чего она решила, что я могу показать Патрику мое нижнее белье, даже если он по какой-то невероятной случайности и объявится в нашем массачусетском Конкорде. И вообще, он был слишком стар для меня.

Однажды вечером, когда мы смотрели по телевизору какой-то старый фильм о Далласе, я спросила ее:

– Почему ты всегда так беспокоилась о моем нижнем белье?

– Чтобы у тебя было приличное белье на случай аварии, если бы тебе пришлось раздеваться в больнице, – сказала она.

Когда Питер добрался до моих трикотажных трусиков, он обнаружил на них изображение льва со словом «Вторник». Дело было во вторник.

– Эротично, – сказал он и поцеловал льва. Мои бедра затрепетали. Я почувствовала сильное сексуальное возбуждение. И мое желание было удовлетворено.

Джуди и Марк Сментски живут в собственном викторианском особняке в десяти минутах ходьбы от дома Питера. В переднем дворе красуется железное деревце высотой в человеческий рост с квадратными железными листьями. Произведения Марка заметны повсюду – как снаружи, так и внутри дома. Входя в прихожую, видишь фигуру зеленого рыцаря, собранную из доспехов. А сегодня вечером какая-то странная бумажная индюшка висит на одной из его зеленых металлических перчаток. Но Марк тут ни при чем – эту мексиканскую поделку купила и выкрасила в зеленый цвет Джуди. В честь романа о короле Артуре «Сэр Гавейн и зеленый рыцарь» она назвала свое приобретение Герлахом Пустынником.

– Сейбл нарядила нашего зеленого рыцаря, – говорит Джуди, забирая наши куртки, и показывает на бумажное украшение.

– Привет сладкой парочке, – не вставая с кресла, кричит Сейбл из комнаты, которую Джуди называет малой гостиной – из прихожей видны еще четыре такие же.

Благодаря большим арочным проемам их дом кажется очень открытым и просторным. В принципе, эти проемы можно закрыть раздвижными дверями, но Джуди нравится быть в курсе дел всех обитателей ее дома (детей, собак, птиц, котов и грызунов). Сейбл дуется на всех на свете, поскольку ей не разрешили водить машину. Вчера, приглашая нас в гости, Джуди предупредила меня об этом. Сейбл достаточно хорошо относится к нам, чтобы забыть на время свою хандру и обнять меня и Питера. Мельком взглянув на индюшку, она, приплясывая, удаляется. Марк, который почти на двадцать лет старше нас с Джуди, принес четыре бутылки пива «Амстел».

– Я сбежал от Сэма Адамса, – говорит он.

У него седые длинные волосы по моде шестидесятых годов. Но, в отличие от шевелюр большинства экс-хиппи, они не поредели – он похож на настоящего Санта-Клауса. Он одет в джинсы, клетчатую фланелевую рубашку и рабочие ботинки.

– Что вы думаете по поводу последней израильской заварушки? – Марк пьет пиво прямо из бутылки.

– Я уже устал от всех этих военных разговоров, – говорит Питер, потягивая пиво.

Волоча за собой плюшевого медвежонка, к нам медленно подходит Саша, одетая в выцветшую пижамку. На ногах у нее пушистые тапочки с забавными кроличьими мордочками и ушками.

– Мы будем сегодня петь хором? – спрашивает она.

– Не знаю, милая, мы можем нашим домашним кошачьим концертом распутать гостей.

– Вот уж нет, – говорит Питер. – Мы любим домашнюю самодеятельность. – Его «мы» трогает мне сердце.

Сейбл, проходя по кухне, заявляет:

– От ваших древних песнопений можно умереть с тоски.

– Последнее время Сэйбл постоянно говорит о смерти, – шепчет Джуди, чтобы Сейбл не услышала.

Уж лучше песни Дилана или Сигера. Марк говорит, что они навевают воспоминания о демонстрациях на Коммонвелт-авеню. Несмотря на мою благочестивую юность, я тоже участвовала в демонстрациях, связанных с борьбой за права женщин. Только во время экзаменов я не могла себе этого позволить. Низкая оценка была бы ножом в сердце для моей матушки, а известие о провале на экзамене сравнимо лишь с предложением выпить стакан воды с мышьяком. На самом деле она, вероятно, сочла бы последнее более приемлемым.

Дэвид никогда не бунтовал. Он мог позвонить губернатору или нашим сенаторам и немедленно связаться с ними. Он придерживается консервативной политики. Он вполне мог бы записаться в армию и с оружием в руках защищать нашу страну. Ему нравились Рейган и оба Буша. Зато он терпеть не мог Клинтона. На разговоры о политике в нашей семье давно наложено вето, и поэтому сейчас я с удовольствием общаюсь с людьми, которые смотрят на мир так же, как я.

Мы дружно затягиваем в ритме свинга «Если б имел я молоток».[6] Когда мы поем о том, как использовали бы наши колокола, Джуди проходит по комнате. Как только наше пение смолкает, она препровождает протестующую Сашу в спальню.

Вернувшись, она заявляет:

– Он умер.