Турецкий горошек

– Клер сказала, что ты болеешь.

– Верно, я болела.

– Так почему же тебя не было дома?

– Здесь был северо-восточный циклон.

– Мне не нравится, что я приезжаю домой и не нахожу мою жену там, где ей положено быть. Последний раз я видел тебя в Атланте. Мы же собирались поехать в аэропорт вместе. Но я вернулся в отель, а тебя и след простыл. А потом тебя не оказывается еще и дома.

С детства я слышала, что нападение лучший вид защиты. И с детства я предпочитаю ретироваться, в лучшем случае могу сделать пару саркастических замечаний, но настала пора опробовать новый способ. Я не хочу, чтобы мой ребенок имел безответную мать.

– Ты же должен был появиться дома не раньше следующей недели. Звонков из командировки от тебя обычно не дождешься, поэтому, когда ты в отъезде, я поступаю так, как мне удобно.

– Это не оправдание. Откуда мне знать, что тебя не убили.

– Позвонил бы Джуди Сментски. Если я не у нее, то она знает, где меня найти.

– Откуда я мог знать об этом. Я не знаю твоих друзей.

– А кто, черт возьми, в этом виноват?! – Я почти перешла на крик. Осознав, что ни Дэвид, ни я сама не умерли от моих воплей, я продолжаю наступать. – Если бы ты не отказывался общаться с моими коллегами, то знал бы кому позвонить. – Я не стала уж добавлять, сколько раз советовала ему связаться с Джуди. В своей работе он очень изобретателен, но не сможет найти даже корку хлеба, если только не умирает с голода.

– Мне не нравятся эти твои недоделанные интеллектуалы. Если бы у них были способности, то они зарабатывали бы деньги в реальном мире, а не в том дурдоме, где ты почему-то упорно продолжаешь работать.

Для Дэвида «реальным» является его мир. Я достаточно поплясала под дудку его друзей, чтобы понять, какие вещи они считают атрибутами «реальности». К ним относятся «мерседес», приличный запас ценных бумаг, вилла на Канарах или второй дом в престижном месте. Этот второй дом обычно более шикарный, чем дома девяносто пяти процентов остальных жителей планеты. В их «реальности» все людские слова и дела нуждаются в оценке с точки зрения прибыли.

– Обучение подрастающего поколения имеет общественно важное значение. Может, тебе и твоим алчным клиентам пора задуматься о том, что нельзя до бесконечности жить за счет этого мира, а надо бы как-то и расплатиться с ним.

Дэвид вздыхает.

– Давай не будем ссориться. Я беспокоился. Я даже не знал, вернулась ли ты из Атланты.

Злость сменяется чувством вины. Хорошие девочки не должны заставлять людей беспокоиться. У меня не осталось больше сил спорить.

Но я не успеваю ничего сказать, Дэвид заканчивает разговор.

– У меня тут дела. Я должен продолжать. Я буду дома к ужину около восьми. Постарайся не задерживаться.

Телефон отключается. Я смотрю на оглохшую трубку. Когда я наконец решаюсь дать отпор и изложить свои доводы, у моего мужа сразу появляются неотложные дела. Не страшно проиграть в честном сражении. Но обидно проигрывать из-за отсутствия противника.

По пути домой я заезжаю в торговый центр «Хлеба и зрелищ». В этом слегка претенциозном для бакалейно-гастрономического магазина комплексе тем не менее замечательная кулинария. Нам с Дэвидом нравятся куриные салаты из деревенской птицы, и я покупаю их в качестве мирного предложения. Толкая тележку по магазину, я пытаюсь уловить в себе признаки праздничного настроения, которое обычно возникает на каникулах. Но я не улавливаю. В голове крутятся мысли о куче непроверенных студенческих работ, о незакупленных рождественских подарках и о необходимости решительного разговора с Дэвидом.

В отделе кулинарии работает знакомый мне упитанный продавец.

– Пожалуйста, дайте мне тот куриный салат, где побольше винограда. Это любимый салат моего мужа.

– С удовольствием. Приятно, знаете ли, встретить жену, которую волнуют предпочтения мужа. Слишком много женщин теперь печется лишь о собственной карьере, – говорит продавец.

Он заядлый ворчун и всегда выдает негативные оценки, что совершенно не характерно для остального персонала этого магазина. Я не даю себе труда поправить его.

– Приятных праздников, – туманно говорю я ему на тот случай, если он иудей.

Дома я накрываю на стол. Устанавливаю десять тонких свечек в шарообразный подсвечник и открываю бутылку «Пино-нуар» из того сорта черного винограда, что известен своим капризным нравом. Насколько я знаю, Дэвид любит пить его с таким салатом. Я разогреваю длинный батон, купленный в том же центре, и укладываю его на салфетку в плетеную хлебницу.

Держа мобильник около уха, входит Дэвид; он дает кому-то указания по поводу заключения договора, диктует какие-то адреса, называя предельные сроки. По его хмурому виду я понимаю, что после нашего телефонного разговора настроение у него не особо улучшилось.

Переодевшись в спальне, он приходит на кухню и садится к столу. Салат не помогает.

– По крайней мере, могла бы хоть что-то и сама приготовить. – Это были его первые слова.

– У меня экзаменационная горячка. И я еще не оправилась от гриппа, если это хоть как-то волнует тебя.

– Лиз, ты не можешь продолжать исчезать. Я даже не могу узнать, жива ты или мертва.