Турецкий гамбит

Надо же, денщик у него, растерянно подумала Варя.

Всю ночь вдали громыхало, а к рассвету стало известно, что раненый в бою Осман капитулировал со всей своей армией: десять пашей и сорок две тысячи войска сложили оружие.

Все, кончилось плевненское сидение.

Убитых было много, корпус Ганецкого, захваченный врасплох нежданной атакой, полег чуть не целиком. И у всех на устах было имя Белого Генерала, неуязвимого Ахиллеса — Соболева-второго, который в решительный момент, на свой страх и риск, ударил через оставленную турками Плевну, прямо Осману в неприкрытый бок.

Пять дней спустя, 3 декабря, государь, отбывавший с театра военных действий, устроил в Парадиме прощальный смотр для гвардии. На церемонию были приглашены доверенные лица и особо отличившиеся герои последнего сражения. За Варей прислал свою коляску сам генерал-лейтенант Соболев, чья звезда взмыла прямо к зениту. Не забыл, оказывается, старую знакомую блистательный Ахиллес.

Никогда еще Варя не оказывалась в столь изысканном обществе. От сияния эполетов и орденов можно было просто ослепнуть. Честно говоря, она и не подозревала, что в русской армии такое количество генералов. В первом ряду, ожидая выхода высочайших лиц, стояли старшие военачальники, и среди них неприлично молодой Мишель в неизменном белом мундире и без шинели, невзирая на то, что день выдался хоть и солнечным, но морозным. Все взгляды были устремлены на спасителя отечества, который, как показалось Варе, стал гораздо выше ростом, шире в плечах и значительнее лицом, чем ранее. Видно, правду говорят французы, лучшие дрожжи — слава.

Рядом вполголоса переговаривались два румяных флигель-адъютанта. Один все косился черным, маслянистым глазом на Варю, и это было приятно.

— …А государь ему: «В знак уважения к вашей доблести, мушир, возвращаю вам вашу саблю, которую вы можете носить и у нас в России, где, надеюсь, вы не будете иметь причины к какому-либо недовольству». Такая сцена — жалко тебя не было.

— Зато я дежурил на совете 29-го, — ревниво откликнулся собеседник. — Собственными ушами слышал, как государь сказал Милютину: «Дмитрий Александрович, испрашиваю у вас как у старшего из присутствующих георгиевских кавалеров разрешения надеть георгиевский темляк на саблю. Кажется, я заслужил…» «Испрашиваю»! Каково?

— Да, нехорошо, — согласился черноглазый. — Могли бы и сами догадаться. Не министр, а фельдфебель какой-то. Уж государь проявил такую щедрость! Тотлебену и Непокойчицкому — «Георгия» 2-й степени, Ганецкому — «Георгия» 3-й степени. А тут темляк.

— А что Соболеву? — живо спросила Варя, хотя с этими господами была незнакома. Ну да ничего, военные условия, да и случай особенный.

— Уж верно что-нибудь особенное получит наш Ак-паша, — охотно ответил черноглазый. — Если уж его начальник штаба Перепелкин сразу через звание скакнул! Оно и понятно — не может же капитанишка на такой должности состоять. А перед Соболевым нынче такие горизонты открываются, что дух захватывает. Везуч, ничего не скажешь. Если б его не портили страсть к вульгару и дешевой эффектности…

— Тсс! — прошипел второй. — Идут!

На крыльцо неказистого дома, гордо именуемого «походным дворцом», вышли четверо военных: император, главнокомандующий, цесаревич и румынский князь. Александр Николаевич был в зимнем форменном пальто, на эфесе сабли Варя углядела яркое оранжевое пятнышко — не иначе как пресловутый темляк.

Оркестр грянул торжественный Преображенский марш.

Вперед лихо выкатился гвардейский полковник, отсалютовал и звонким, подрагивающим от волнения басом зачеканил:

— Ваше им-ператорское величчество! Па-азвольте от офицеров вашего личчного конвоя пре-паднести ззза-латую саблю с надписью «За храбрость»! В оз-намено-вание са-авместной рратной службы! Куплена на личные средства офицеров!

Один из флигель-адъютантов шепнул Варе:

— Вот это ловко. Молодцы!

Государь принял подарок, вытер перчаткой слезу.

— Благодарю, господа, благодарю. Тронут. Всем вышлю от себя по сабле. Полгода, так сказать, из одного котелка…

Он не договорил, только махнул рукой.

Вокруг растроганно засморкались, кто-то даже всхлипнул, а Варя внезапно увидела в чиновной толпе, стоявшей подле самого крыльца, Фандорина. Этот-то как сюда попал? Невелика фигура — титулярный советник. Однако тут же разглядела рядом с Эрастом Петровичем шефа жандармов, и все разъяснилось. В конце концов, истинный-то герой пленения турецкой армии — Фандорин. Если б не он, здесь бы сейчас парадов не устраивали. Тоже, наверно, награду получит.

Эраст Петрович поймал Варин взгляд и состроил ипохондрическую гримасу. Всеобщего воодушевления он явно не разделял.

После парада, когда она весело отбивалась от черноглазого флигель-адъютанта, все пытавшегося найти общих петербургских знакомых, Фандорин подошел и, слегка поклонившись, сказал:

— Прошу извинить, господин п-полковник. Варвара Андреевна, нас с вами хочет видеть император.

Глава одиннадцатая, в которой Варя проникает в высшие сферы политики .