Турецкий гамбит

Варя промолчала, потому что не знала, замечательно это или нет. От Соболевской лихости у нее закружилась голова. И еще возникал вопрос: а ей-то как быть? Маршировать под барабан с егерским батальоном, держась за стремя Гульноры? Или оставаться среди ночи во вражеском городе одной?

— Гриднев, оставляю тебе моих конвойцев, будешь стеречь банк. Не то местные разворуют, а свалят на Соболева, — сказал генерал.

— Ваше превосходительство! Михал Дмитрич! — взвыл прапорщик. — Я тоже в Константинополь хочу!

— А кто будет Вагвагу Андгевну охганять? — укоризненно прокартавил д'Эвре.

Соболев достал из кармана золотые часы, со звоном откинул крышечку.

— Половина шестого. Часа через два — два с половиной начнет светать. Эй, Гукмасов!

— Слушаю, ваше превосходительство! — влетел в кабинет красавец-хорунжий.

— Собирай роты! Строить батальон в походную колонну! Знамя и барабанщиков вперед! И песенников тоже вперед! Пойдем красиво! Гульнору седлать! Живо! В шесть ноль-ноль выступаем!

Ординарец стремглав выбежал, а Соболев сладко потянулся и сказал:

— Ну-с, Варвара Андреевна, или стану героем почище Бонапарта, или сложу, наконец, свою дурную голову.

— Не сложите, — ответила она, глядя на генерала с искренним восхищением — уж до того он сейчас был хорош, истинный Ахиллес.

— Тьфу-тьфу-тьфу, — суеверно поплевал Соболев.

— Еще не поздно одуматься! — встрепенулся Перепелкин. — Позвольте, Михаил Дмитриевич, я верну Гукмасова!

Он уж и шаг к выходу сделал, но в этот миг…

В этот миг с лестницы донесся грохот множества сапог, дверь распахнулась и вошли двое: Лаврентий Аркадьевич Мизинов и Фандорин.

— Эраст Петрович! — взвизгнула Варя и чуть не бросилась ему на шею, да вовремя спохватилась.

Мизинов пробурчал:

— Ага, он здесь! Отлично!

— Ваше высокопревосходительство? — нахмурился Соболев, видя, что за спинами вошедших синеют жандармские мундиры. — Откуда вы здесь? Я, конечно, допустил своеволие, однако арестовывать меня — это уж чересчур.

— Арестовывать вас? — удивился Мизинов. — С какой стати? Еле пробился к вам на дрезинах с жандармской полуротой. Телеграф не работает, дорога перерезана. Трижды был обстрелян, потерял семерых. Шинель вот пулей пробита. — Он показал дырявый рукав.

Вперед шагнул Эраст Петрович. За время отсутствия он совсем не изменился, только одет был по-цивильному, сущим франтом: цилиндр, плащ с пелериной, крахмальный воротничок.

— Здравствуйте, Варвара Андреевна, — приветливо сказал титулярный советник. — К-как у вас волосы отрасли. Пожалуй, так все-таки лучше.

Соболеву слегка поклонился:

— Поздравляю с б-бриллиантовой шпагой, ваше превосходительство. Это высокая честь.

Перепелкину просто кивнул, а напоследок обратился к корреспонденту:

— Салям алейкум, Анвар-эфенди.

Глава тринадцатая, в которой Фандорин произносит длинную речь

«Винер цайтунг» (Вена),

21(9) января 1878 г.

«… Соотношение сил между враждующими сторонами на заключительном этапе войны таково, что мы не можем более игнорировать опасность панславянской экспансии, угрожающей южным рубежам двуединой империи. Царь Александр и его сателлиты Румыния, Сербия и Черногория сконцентрировали 700-тысячный железный кулак, оснащенный полутора тысячью пушек. И, спрашивается, против кого? Против деморализованной турецкой армии, которая по самым оптимистическим подсчетам насчитывает на сегодняшний день не более 120 тысяч голодных, перепуганных солдат?

Не смешно, господа! Нужно быть страусом, чтобы не видеть нависшую над всей просвещенной Европой опасность. Промедление подобно смерти. Если мы будем, сложа руки, сидеть и смотреть, как скифские орды…»

Фандорин откинул с плеча плащ, и в его правой руке тускло блеснул вороненой сталью маленький красивый револьвер. В ту же секунду Мизинов щелкнул пальцами, в кабинет вошли двое жандармов и наставили на корреспондента карабины.

— Это что за балаган?! — гаркнул Соболев. — Какой еще «салям-алейкум»? Какой еще «эфенди»?

Варя оглянулась на Шарля. Тот стоял у стены, скрестив руки на груди, и смотрел на титулярного советника с недоверчиво-насмешливой улыбкой.

— Эраст Петрович! — пролепетала Варя. — Но ведь вы ездили за Маклафлином!

— Варвара Андреевна, я ездил в Англию, однако вовсе не за Маклафлином. Мне б-было ясно, что его там нет и быть не может.