Турецкий гамбит

По пустой дороге лошадка затрусила живей, да и дождь почти прекратился. Еще часок-другой и дома. Варя фыркнула. Ничего себе «дома». Это в сырой-то палатке, под семью ветрами!

За Ловчей стали встречаться одиночные всадники — все больше фуражиры да деловитые ординарцы, а вскоре Варя увидела и первого знакомого.

Долговязая фигура в котелке и рединготе, нескладно сидевшая на понурой рыжей кобыле, — обознаться невозможно. Маклафлин! У Вари возникло ощущение deja-vu: во время третьей Плевны она точно так же возвращалась к расположению армии, и точно так же на дороге ей повстречался ирландец. Только тогда было жарко, а теперь холодно, да и выглядела она, наверно, получше.

И очень даже удачно, что первым ее увидит именно Маклафлин. Он человек прямой, бесхитростный, по его реакции сразу поймешь, можно ли показываться в обществе с такими волосами или лучше повернуть обратно. Да и новости опять же узнать…

Варя мужественно сдернула шляпку, обнажив свой постыдный бобрик. Проверка так проверка.

— Мистер Маклафлин! — приподнявшись на сиденье, звонко крикнула она, когда коляска догнала корреспондента. — А это я! Куда направляетесь?

Ирландец оглянулся и приподнял котелок.

— О, мадемуазель Варя, очень рад видеть вас в добром здравии. Это вас из гигиенических соображений так обстригли? Прямо не узнать.

У Вари внутри все так и оборвалось.

— Что, ужасно? — упавшим голосом спросила она.

— Вовсе нет, — поспешил уверить ее Маклафлин. — Но сейчас вы гораздо больше похожи на мальчика, чем во время нашей первой встречи.

— Нам по пути? — спросила она, — Так садитесь ко мне, поболтаем. Лошадь-то у вас не очень.

— Ужасная кляча. Моя Бесси умудрилась нагулять брюхо от драгунского жеребца, и ее разнесло, как бочку. А штабной конюх Frolka меня не любит, потому что я никогда из принципиальных соображений не даю ему взяток (то что у вас называется nа chai), и подсовывает таких одров! Где он их только берет! А ведь я спешу по крайне важному, секретному делу.

Маклафлин многозначительно умолк, но было видно, что его всего распирает от важности и секретности.

При всегдашней сдержанности альбионца это выглядело необычно — похоже, журналист и в самом деле разузнал нечто из ряда вон выходящее.

— Да присядьте на минутку, — вкрадчиво произнесла Варя. — Дайте отдохнуть несчастному животному. У меня тут и пирожки с вареньем, и термостатическая фляга. А в ней кофе с ромом…

Маклафлин достал из кармана часы на серебряной цепочке.

— Half past seven… Another forty minutes to get there… All right, an hour. It'll be half past eight…, — пробормотал он на своем невразумительном наречии и вздохнул. — Ну хорошо, разве что на минутку. Доеду с вами до развилки, а там сверну на Петырницы.

Привязав поводья к коляске, он уселся рядом с Варей, один пирожок проглотил целиком, от второго откусил половину и с удовольствием отхлебнул из крышечки горячего кофе.

— В Петырницу-то зачем? — небрежно спросила Варя. — Снова встречаетесь со своим плевненским осведомителем, да?

Маклафлин испытующе посмотрел на нее, поправил запотевшие от пара очки.

— Дайте слово, что никому не расскажете — по крайней мере до десяти часов, — потребовал он.

— Честное слово, — сразу же сказала Варя. — Да что за новость такая?

Поколебленный легкостью, с которой было дано обещание, Маклафлин запыхтел, но отступать было поздно, да и, похоже, очень уж хотелось поделиться.

— Сегодня, 10 декабря, а по вашему стилю 28 ноября 1877 года — исторический день, — торжественно начал он и перешел на шепот. — Но об этом во всем русском лагере пока знает только один человек — ваш покорный слуга. О, Маклафлин не дает nа chai за то, что человек выполняет свои прямые служебные обязанности, но за хорошую работу Маклафлин платит хорошо, можете мне поверить. Все-все, об этом больше ни слова! — вскинул он ладонь, предупреждая вопрос, уже готовый сорваться с Вариных губ. — Источник информации я вам не назову. Скажу только, что он неоднократно проверен и ни разу меня не подводил.

Варя вспомнила, как кто-то из журналистов с завистью говорил, что сведениями о плевненской жизни корреспондента «Дейли пост» снабжает не какой-нибудь там болгарин, а чуть ли даже не турецкий офицер. Впрочем, в это мало кто верил. А вдруг правда?

— Ну говорите же, не томите.

— Помните, до десяти часов вечера никому ни слова. Вы дали честное слово.

Варя нетерпеливо кивнула. Ох уж эти мужчины со своими дурацкими ритуалами. Ну конечно, она никому не скажет.

Маклафлин наклонился к самому ее уху.

— Сегодня вечером Осман-паша сдастся.

— Да что вы! — вскричала Варя.

— Тише! Ровно в 10 часов вечера к командиру гренадерского корпуса генерал-лейтенанту Ганецкому, чьи войска занимают позицию по левому берегу Вида, явятся парламентеры. Я буду единственным из журналистов, кто окажется свидетелем этого великого события. А заодно предупрежу генерала — в половине десятого, не ранее, — чтобы дозоры по ошибке не открыли по парламентерам огонь. Представляете, какая получится статья?

— Представляю, — восхищенно кивнула Варя. — И что, никому-никому нельзя рассказать?