Турбулентность

Урсула почувствовала, что давление пришло в норму. Она снова почувствовала себя в безопасности. Миранда сидела рядом и глядела в другую сторону, через широкий газон, на котором множество людей гоняли мячи. Урсула подумала, какой юной выглядит ее дочь. У нее в носу была металлическая шпилька, и кожа вокруг казалась чуть припухшей. Из-за этой припухлости в глазах Урсулы выступили слезы. Она спросила себя, что в этой ситуации — что именно — вызывало у нее такое беспокойство, чувство какой-то угрозы счастью ее дочери и, соответственно, ее собственному счастью. Она попыталась распределить свои мысли по этому поводу на внушавшие и не внушавшие беспокойства, но они казались такими запутанными, что у нее ничего не вышло. Ей хотелось спросить: ну зачем тебе выходить за него? Зачем делать своим мужем? Люди больше не женятся просто так — зачем это тебе? Это казалось таким абсурдно-старомодным. В чем был смысл?

Концы ветвей дерева застыли на ветру. Урсула вздохнула.

— Ты в порядке? — спросила Мири.

— Думаю, да, — сказала Урсула и промокнула глаза бумажной салфеткой. — Так я его увижу, Муссу, пока я здесь?

— Конечно, — сказала Мири. — Он хочет с тобой увидеться.

— Так когда?

— Сейчас? — предложила Мири.

— А он здесь?

— Вероятно, — Мири хохотнула. — У него не так уж много дел.

Она позвонила ему, а потом сказала Урсуле:

— Он встретится с нами через полчаса.

Они прошли обратно через парк к мосту и доехали на трамвае до «Старбакса», где Мусса обещал встретить их.

— Ему нравится «Старбакс», — объяснила Мири.

— Правда? — спросила Урсула, не зная, как к этому относиться.

Трамвай скользил по авеню, издавая громкое электрическое жужжание всякий раз, как набирал скорость.

Они сошли на шумном перекрестке и постояли на светофоре. «Старбакс» был на другой стороне дороги.

Мусса уже ждал их. Урсула сразу его заметила. Она поразилась, как по-новому теперь увидела его, и вместе с этим ощущением, пришедшим к ней в тот момент, когда он встал, приветствуя их в «Старбаксе», она поняла, что в каком-то смысле Мири должна была преследовать именно эту цель, совершая такой неожиданный, почти мелодраматический шаг, — она хотела, чтобы Урсула увидела его по-новому.

12. BUD — LGW [21]

ОНА НЕ ВИДЕЛА отца почти год. Так давно она не была в Лондоне. Выходя из подземки на станции Ноттинг-Хилл-гейт, она ощутила нервозный спазм в животе. Оттуда было рукой подать до улицы, где жил отец. Ей были знакомы эти места, а нужная улица встретила ее деревьями в цвету по обеим сторонам — белый пух весны, который продержится пару недель. Она вспомнила давние весны своего детства на этой улице, когда отец год за годом провожал ее в школу до автобусной остановки на Вестбурн-гроув. Почти все ее детство прошло здесь, но когда ей было двенадцать, родители разошлись, и мать забрала ее с собой в Германию. С тех пор она виделась с отцом не чаще раза-двух в году.

Она поразилась, как он постарел. Отчасти, конечно, из-за болезни и лечения. Он как-то съежился в своей рубашке с открытым воротом, с короткой стрижкой и проступившими на висках венами. Обняв его, она не почувствовала в нем силы. А ведь ему еще не было шестидесяти. Он стал говорить о ланче. Эта тема вызывала у него какую-то тревогу, хотя Мири не понимала толком почему.

— Почему бы нам просто не пойти в «Уолмер-касл»?[22] — предложила она.

Она зашла в туалет. Там, как и во всей квартире, все было таким же, как всегда. Стопка старых номеров «Досуга» и музыкальных журналов рядом с унитазом — она отчетливо их помнила с первых школьных лет, когда они казались ей таинственными свидетельствами недоступного ей мира взрослых. (Теперь в них не ощущалось и следа таинственности, и это ее как будто разочаровало.) В туалете было матовое окошко, за которым зеленел сад, невидимый с верхнего этажа, а еще там было высказывание Кеннеди в рамке, рядом с выключателем:

«Поскольку в конечном счете нас всех объединяет прежде всего то, что все мы живем на этой маленькой планете. Все мы дышим одним воздухом. Все мы заботимся о будущем наших детей. И все мы смертны».

Она прилетела в Лондон, чтобы поехать завтра с отцом на сканирование в больницу Святой Марии. Ей была невыносима мысль, что он будет один в такой день. Поэтому она приехала к нему. Но было еще кое-что. Ее «новость», о которой было бы странно не упомянуть, пока она здесь. Только когда? Она подумала, что, наверно, подождет, пока они съездят в больницу. Ей не хотелось, чтобы отец решил, что она приехала к нему по своим соображениям. А кроме того, она была не уверена, как он воспримет ее новость.

Она вымыла руки в крохотной раковине, где вода, как всегда, еле текла из крана, и вернулась в гостиную.

— «Уолмер-касл»? — предложила она снова.

Отец казался еще более погруженным в себя и взвинченным, чем обычно.

— Ну, окей, — сказал он.

Он надел старые серые кеды «конверс» и темно-синее пальто до колен, и они пошли в паб.

Только оказавшись в пабе и заказав тайскую лапшу, они впервые затронули тему его болезни — она спросила, как он себя чувствует.

— Окей, — сказал он, пожав плечами.