Турбулентное мышление. Зарядка для интеллекта

«Люди, которые имеют много дела с математикой, в конце концов приобретают чувство математического изящества используемых приёмов, они становятся способными чувствовать математическую красоту теорий. Естественно, что такое изящество нелегко усвоить. Это скорее эмоция…» – признавался другой нобелевский лауреат, Поль Дирак.

«Хорошая музыка, – «дар божественных звучаний», – она строится со строгой выдержанностью формы. В фугах Баха, как в алгоритме, как в формуле, заключена строжайшая последовательность. В этой строгости – существенный источник их впечатляющей силы. Так и в строгой последовательности математических строений есть своя внутренняя музыка, своя красота – жар холодных формул. Но как понимание структуры музыки требует музыкальной культуры, так и переживание красоты математики требует культуры математической», – писал выдающийся советский математик Александр Данилович Александров (Наука и жизнь. – 1970. – № 8).

Любопытно в этой связи парадоксальное высказывание уже упомянутого нами доктора наук, профессора Т.В. Черниговской на встрече учёных с журналистами в редакции того же журнала, только тридцать два года спустя (Наука и жизнь. – 2012. – № 11):

«Мой коллега Святослав Всеволодович Медведев, директор института мозга в Петербурге, говорит, что мозг – это интерфейс между идеальным и материальным <…> Вопрос – и пусть он прозвучит как дурацкая шутка: а мы можем доверять математике? В основе всех наук лежит математика, математический аппарат, но почему мы должны ей верить? Она является чем-то объективно существующим – или это производное от свойств человеческого мозга: он так работает? Что если у нас такой мозг, и всё, что мы воспринимаем, – это только он?

Мы живём в том мире, который поставляют нам наши органы чувств. Слух – такого-то диапазона, зрение – такого-то диапазона, меньше – не видим, больше – тоже не видим. Через окна и двери, которые ведут в мозг, к нам поступает дозированная информация. Но когда мы общаемся с миром, у нас нет других инструментов, кроме мозга. Абсолютно всё, что мы про мир знаем, мы знаем с его помощью. Мы слушаем ушами, но слышим – мозгом; смотрим глазами, но видим – мозгом, и всё остальное работает так же…»

ВОПРОС № 57

Жил да был один король, злой и жестокий. Только своего единственного сына этот король и любил. Однажды принц не вернулся с охоты. Разгневался король, созвал слуг. Приказал искать сына, но тому, кто поведает плохие вести, пообещал залить в горло расплавленный свинец. После долгих блужданий слуги нашли сына короля мёртвым, его загрызли звери. Как слуге поведать королю о смерти любимого сына, но при этом остаться в живых?

ВОПРОС № 58

Почему среди женских помад доминируют красные по оттенку?

ВОПРОС № 59

Среди знаменитых качественных задач М.Е. Тульчинского находим такую: «Почему тон духовых инструментов повышается, когда музыканты «разыгрываются» перед выступлением оркестра? Почему тон струнных инструментов при этом понижается? Почему музыканты вообще разыгрываются, ведь есть навыки, ноты и т. д.»

Как говорить на языке, не зная слов?

Видимость сущности – в противоположном.

Гегель

Многим, берущимся изучать Диал с его операторами, кажется странным, что обучение начинается с интонаций. Какое, вообще, отношение интонации имеют к языку? Оказывается, огромное. С их помощью мы выражаем чувства.

Без каких-либо преувеличений можно сказать, что любой естественный язык в буквальном смысле создан из интонаций (а так называемые «языки» животных и вовсе состоят из одних интонаций). Интонации образуют не только базу, но и основной «строительный материал» каждого звукового языка . Гласные фонемы [37] языка, например, являются, по сути, «сокращёнными», «сжатыми» в компактные звуковые объекты «сложными» интонациями – в том же самом смысле, в каком музыкальные аккорды являются комплексом простых музыкальных тонов.

Единственное различие между переливами интонации (переходами тонов) языка и его фонемами в том, что первые происходят в времени, а вторые, чаще всего, существуют в виде набора (спектра) формант (тонов), каковой как раз и отличает одну фонему, скажем О, от другой (А). Для тех, кто не знаком с теорией музыкальной гармонии, отметим, что именно такое соответствие имеет место между аккордами арпеджио (перебор тонов во времени) и обычными гармоническими аккордами (одновременное звучание тонов). Фонемы – это аккорды мелодии нашего языка, и связь их с интонацией отнюдь не случайна! Отметим также, что эта связь конечно же ещё один из видов симметрии, а также и «универсалия свойств».