Тупик либерализма. Как начинаются войны

Союзники были и сами истощенны войной, теперь же, размягченные ультиматумом Хауза, они все больше шли у него на поводу. Тот же Фош утверждал: «Я вижу в подписании перемирия только преимущества. Продолжать борьбу в текущих условиях означало бы подвергать себя огромному риску. Примерно пятьдесят или сто тысяч французов погибнут при достижении необязательной цели. Я буду в этом упрекать себя всю оставшуюся жизнь. Крови пролито достаточно. Все, хватит». Клемансо: «Я полностью с вами согласен»^{24}. Ллойд Джордж позже в меморандуме из Фонтебло указывал на другие причины, склонившие его к скорейшему заключению мира, — если немцам не предоставить справедливые условия мира, если немцам не дать альтернативные условия большевизму, то немцы обратятся в большевизм. Соглашение о перемирии было подписано 11 ноября 1918 г.

Британский генерал Першинг был огорчен: «Я боюсь того, что Германия так и не узнает, что ее сокрушили. Если бы нам дали еще одну неделю, мы бы научили их». И действительно, после подписания перемирия генерал фон Айнем, командир 3-й германской армии, обратился к своим войскам: «Непобежденными вы окончили войну на территории противника»^{25}. Принимая парад у Брандербургских ворот Эберт говорил солдатам: «Враг не победил вас. Никто не победил вас»^{26}. Армия возвращалась домой гордым маршем, она осталась непобежденной. Немецких солдат Германия встречала торжественно и радостно, как «героев», покоривших почти всю Европу. Вся Германия восклицала: «Мы не победили, но и не проиграли…»^{27}

К признанию ответственности за Первую мировую войну немцев осенью 1919 г. призовет только идеологический лидер германских социал-демократов К. Каутский: «Германский народ гнуснейшим образом обманут своим правительством и… вовлечен в войну. Теперь это… должно быть признано всеми честными элементами Германии… Это будет лучшим средством для Германии приобрести вновь доверие народов и устранить у победителей влияние милитаристической политики насилия, которая в настоящее время стала самой сильной угрозой покою и свободе всего мира»^{28}.

В тот же год одним из лекторов, для противодействия революционной пропаганде среди солдат, военное командование Мюнхена направит только, что оправившегося от ран бывшего ефрейтора. Спустя четыре года он напишет: объяснение причины катастрофы Германии проигранной войной является наглой «сознательной ложью»^{29}. Виновниками катастрофы будущий фюрер назовет «партийно-политическую шваль» Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов… «Разве эти апостолы мира не утверждали… что только поражение германского «милитаризма» обеспечит германскому народу небывалый подъем и процветание? Разве именно в этих кругах не пели дифирамбов доброте Антанты и не взваливали всю вину за кровавую бойню исключительно на Германию?»^{30}

Между тем принципы мира, предложенные В. Вильсоном, подкупали своей демократичностью. Говоря об их сущности, президент заявлял: «Разрешение вопроса, когда та или иная сторона остается раздавленной и исполненной духом мщения, не даст безопасности в будущем. Это должен быть мир без победы»^{31}.

В соответствии с этим принципами должна была осуществляться и процедура перемирия. Дж. Кейнс пояснял: «Характер контракта между Германией и союзниками… ясен и недвусмысленен. Мирные условия должны согласоваться с обращением президента, а предметом занятий мирной конференции является обсуждение деталей их проведения в жизнь. Обстоятельства, сопровождающие этот контракт, носят необычайно торжественный и связывающий характер, ведь одним из его условий было согласие Германии принять статьи перемирия, которые были таковы, что делали ее совершенно беспомощной. Так как Германия обезоружила себя в уповании на контракт, то для союзников было делом чести выполнить принятые на себя обязательства; если эти обстоятельства допускали двусмысленное толкование, то союзники не имели права использовать свое положение, что бы извлечь для себя выгоду из этой двусмысленности»^{32}.

Однако, как отмечает Дж. Фуллер: «Союзники не выполнили своих обязательств. Вместо этого поставив Германию в беспомощное положение, они, во-первых, отказались от процедуры, применявшейся на предшествовавших мирных конференциях, включая переговоры в Брест-Литовске, а именно устные переговоры с представителями врага, во-вторых, на всем протяжении конференции не снимали блокады, в-третьих, союзники разорвали в клочья условия перемирия. Как указывал представитель британской делегации Г. Николсон, «из двадцати трех условий президента Вильсона только четыре были с большей или меньшей точностью включены в мирные договоры»^{33}.