Хаузу грех было упрекать европейцев, ведь того же самого фактически требовал и его шеф — В. Вильсон. Хауз, в этой связи, делает оговорку, намекая, что на позицию президента США повлияли «довольно влиятельные элементы американского общественного мнения», которые «откровенно выступали против вильсоновской программы. Их лейтмотивом было: «Пусть Германия заплатит за свои злодеяния»«… Примером могут являться слова экс-президента Т. Рузвельта: «…м-р Вильсон в настоящее время не имеет никакого права говорить от имени американского народа… Пусть они (союзники) утвердят свою общую волю над народами, ответственными за чудовищную катастрофу, которая едва не погубила человечество»{105}. По словам Хауза
По мнению Э. Хауза,
Взыскание репараций началась 9 февраля 1921 г., когда сенат США потребовал от союзников выплаты всех долгов «до последнего пенни». Спустя три месяца в мае 1921 г. в Лондоне союзники предъявили Германии ультиматум, потребовав немедленной выплаты 1 млрд. золотых марок, как аванса в счет репараций[19]. Общая сумма репараций по лондонской схеме составила 132 млрд. марок (34 млрд. долл.)[20]. Франция отказывалась принимать репарации в виде немецких услуг или товаров. Британия в свою очередь 24.03.1921 приняла Закон о погашении репараций, обложив все ввозимые германские товары 50% пошлиной (с 26 мая пошлина снижена до 26%).
К маю Германия выплатила только 40% из тех 5 млн. долларов, которые она должна была предварительно заплатить согласно Версальскому договору. Первый платеж вызвал падение марки с 60 до 100 марок за долл. Германия сильно пострадала от утечки золота, которое по закону должно было покрывать стоимость каждого бумажного банкнота в соотношении 1/3. В мае Центральный банк Германии временно приостановил конвертирование марки в золото{108}. Тем не менее к 31 августа 1921 г. Германия выплатила первый миллиард репараций в золотых марках. Деньги были собраны под поручительство международной банковской сети и превращены в тысячи тонн золота и серебра{109}. Последствия не заставили себя ждать.
Марка рухнула. Если в середине 1922 г. за доллар давали триста марок, то к концу семь с половиной тысяч. 9 января 1923 г. Франция обвинила Германию в нарушении обязательств. Два дня спустя 17 000 французских и бельгийских солдат в сопровождении группы горных инженеров вступили в Рур. Оккупированная область не превышала 60 миль в длину и 30 — в ширину, но на этой территории проживали 10% населения Германии и производилось 80% немецкого угля, чугуна и стали; в этом районе была самая густая железнодорожная сеть в мире. Публично Британия осудила вторжение[21], но не шевельнула и пальцем, чтобы ему воспрепятствовать{110}.
Оккупанты ультимативно потребовали от предприятий «дани», уже на 20% большей, а за отказ угрожали военным судом, то есть расстрелом. Ответом стало поддержанное Берлином «пассивное сопротивление»: добыча угля и работа предприятий не прекращались, но железнодорожники и рейнские водники парализовали транспортную сеть, и прекратили вывоз сырья во Францию. Тогда французы и бельгийцы вызвали своих железнодорожников. Сопротивление нарастало, заводы останавливались. В «конце марта французские войска расстреляли из пулеметов демонстрацию рабочих на территории завода Круппа в Эссене — тринадцать убитых, тридцать раненых. В похоронах приняло участие более полумиллиона человек, а французский военный суд приговорил хозяина фирмы и восемь его служащих, занимавших руководящие посты, к 15 и 20 годам тюрьмы»{111}.