Туннель во времени

— Да! Великий Ваал, спаси меня, я скажу правду, истинную правду! Я знаю, я — дурной человек, только не убивай меня, милостивый Эсон. Я продал весть об олове гераманиям, и они пришли за ним, потому что знают ему цену, знают, что из него делают. Да, я брал подарки от Атлантиды, бедный человек не может отказаться от того, что ему предлагают. Атланты не хотят, чтобы в твоей копи добывалось олово на благо Микен. Но разве можно их в этом винить? Это же политика. Да, я ошибся, мне не следовало помогать им. Я все понял, могучий Эсон. Но я теперь буду другим. Я достаточно умен, чтобы склониться перед тобою, Эсон. Я помогу тебе, я очень полезный, я знаю так много.

— Нет, — холодно бросил Эсон, высоко занося меч. — Быстро же ты забыл о моих убитых родичах. Ты науськал на них йерниев. Умри же, троянец.

Завизжав, словно женщина, Сетсус повалился на спину, стараясь прикрыться рукой. Меч ударил прямо по запястью — и кисть, еще не выронившая золото, повисла на ленточке плоти. С ужасом троянец глядел на нее, заливаясь отчаянным воем, но повторный удар меча перерубил ему шею.

Глава 6

К тому времени, когда тело Сетсуса доставили к дану, стало темно. Чтобы труп можно было тащить, к лодыжкам привязали веревки, но и после смерти Темный Человек внушал страх йерниям, так что они все быстрее тащили его по меловой равнине. Труп бросили неподалеку от костра совета, но рядом с ним никто не хотел находиться.

Грабеж шел полным ходом. Никогда прежде столько сокровищ не собиралось в одном дане. Победители уже начинали ссориться из-за золота: иные даже исчезали в ночи с награбленным добром. Эсон положил этому конец. Его панцирные воины-микенцы согнали внутрь дана всех йерниев, победителей и побежденных. Здесь, не слушая недовольных, Эсон приказал собрать добычу. Победители сохраняли отрубленные головы и украшения, которые сняли с убитых. Все прочее складывалось перед Эсоном. Скрестив ноги, он восседал перед костром на черной медвежьей шкуре и попивал эль, заедая холодной жирной бараниной. Утомленный событиями дня, Интеб находился возле него. Зодчий не верил своим глазам, поглядывая на груду янтарных дисков, чаш для питья, золотых оплечий, браслетов, гривен, крученой проволоки, блях, заколок, медных кинжалов, частей бронзовых доспехов, бусин и фигурок.

— Здесь обрабатывают и золото, и медь, — сообщил он Эсону. — Я видел мастерскую в том круглом доме у задней стены, — Интеб показал в разрыв круга высоких столбов из голубого камня. — Там есть кузница, инструменты — все почти как в Египте, правда, без того размаха и изобилия. Они умеют обрабатывать и камень. Видишь — один из стоячих камней еще не обтесан до конца.

Эсон жевал мясо. Хороший день. Темный Человек мертв, вражеское войско разбито. Убит и Уала — его сразил в поединке Ар Апа, теперь повсюду расхаживавший с отрезанной головой и громко хваставший ею перед каждым встречным. Уала был стар, особой доблести, чтобы его победить, не требовалось. В дане не стало быка-вождя, и уцелевшие воины уже начинали ссориться из-за этого места. Пусть препираются. Теперь по праву сам он, Эсон, может назвать себя предводителем йерниев — всех до единого. Они шли за ним — а те, кто был против него, погибли. Он добыл себе мир.

Интеб подошел к ближайшему камню, ярко освещенному огнем костра, и провел рукой по его поверхности. Она была обработана, неровности сглажены: неплохо, если учесть величину камня. Он высоко вздымался над головой египтянина и был надежно укреплен в земле — зодчий пригляделся — ну, по крайней мере, достаточно надежно. Верхний скругленный конец был вымазан красным, впрочем, густая обмазка местами раскрошилась и отскочила за время дождей. Два ряда камней образовывали разомкнутые круги. Годы труда. И камень-то не из местных. Взглядом зодчего Интеб успел подметить на равнине огромные камни. Серовато-белые, совсем иные, чем здесь. Интеб обошел вокруг вздымавшегося в небо монолита и едва не споткнулся о воина, сидевшего спиной к камню.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросил Интеб.

— Мой это камень, мой собственный, — пробормотал воин.

— Подойди-ка сюда, чтобы я мог тебя видеть.

Подволакивая ногу, йерний переполз поближе и сразу же привалился к камню. Это был один из побежденных воинов Уалы. Усы его были разбиты, лицо осунулось. Он получил удар по ноге, кожа почернела от запекшейся крови. Интеб полюбопытствовал:

— А что это значит — твой камень?

— Мой! — отвечал йерний и с возвратившимся отчасти присутствием духа приступил к обязательной похвальбе. — Я — Фан Фална, тот, кто убивает, тот, кого нельзя убить, тот, кто ел медведя, оленя, вепря и лошадь — и сразил их своею рукой. Это мой камень. Камень воина. Он стал моим, когда я отрезал первую голову врага. И я положил голову на этот камень, повесил на него мои драгоценности и раскрасил его. Женщины трепещут перед ним, они боятся взглянуть на него — он такой же большой, красный и твердый, как у меня, — указав на чресла, он устало вздохнул и опустился на землю. — Я — Фан Фална, — пробормотал он с унынием, вспомнив о поражении.