Туннель из костей

– У Тюильри богатая история, – начинает папа профессорским тоном. – Этот сад был разбит в шестнадцатом веке рядом с королевским дворцом и служил для прогулок…

В дальнем конце сада, за огромной розовой клумбой, которой позавидовала бы сама Червонная Королева, перед нами возникает самый большой дом, какой я только видела в жизни. В ширину он занимает столько же, сколько весь этот jardin, и похож на гигантскую подкову, которая с двух сторон обхватывает парк гигантскими каменными объятиями.

– Что это? – пораженно спрашиваю я.

– Видимо, это дворец, – объясняет папа. – Точнее, его поздняя копия. Оригинал сожжен бунтовщиками в 1871 году.

Когда мы подходим ближе, я замечаю во внутреннем дворе дворца что-то необычное – светящуюся стеклянную пирамиду. Папа объясняет, что теперь во дворце находится музей, который называется Лувр.

Я в недоумении смотрю на пирамиду.

– Эта штука слишком мала, музей в ней не поместится.

Папа хохочет.

– Музей под ней, – объясняет он. – И вокруг нее. Пирамида – это только вход.

– Напоминание, – поучительно говорит мама, – о том, что вещи могут быть куда больше, чем кажутся на первый взгляд…

Ее прерывает чей-то крик.

Это так неожиданно, что мы с Джейкобом подскакиваем. Крик доносится издалека, на миг мне кажется, что из-за Вуали. Но я тут же соображаю, что это вопят от радости. Пройдя по другой аллее, мы оказываемся на ярмарке. Здесь и колесо обозрения, и небольшие американские горки, и павильоны с аттракционами, и киоски с едой.

При виде всего этого у меня радостно подпрыгивает сердце, и я начинаю пробираться к пестрым аттракционам, но тут порыв ветра приносит запах сладкой сдобы. Я сворачиваю в ту сторону. Ищу, откуда летит этот неземной аромат, и вижу киоск с надписью «CR^EPES».

– Что за кри-ипс? – пытаюсь я прочитать слово.

Папа фыркает.

– Произносится «креп», – объясняет он. – Это тонкие блинчики с начинкой: внутри масло и сахар или шоколад, или фрукты.

– Интересно, – говорю я.

– Просто фантастика, – подхватывает Джейкоб.

Мама достает несколько белых и желтых монеток.

– Глупо быть во Франции и не попробовать, – замечает она, и мы встаем в конец очереди. Когда мы подходим ближе к прилавку, я вижу, как человек тонким слоем размазывает жидкое тесто по широкой сковороде.

Он спрашивает что-то по-французски, глядя на меня, и ждет ответа.

– Chocolat, – отвечает папа. Чтобы это понять, не обязательно знать французский.

Человек стряхивает нежный блинчик со сковороды, поливает жидким шоколадом из половника, сворачивает эту красоту пополам, потом в четыре раза и укладывает в бумажный фунтик.

Папа расплачивается, и мама берет блинчик. Мы идем к белым столикам, которые стоят вдоль аллеи, залитой праздничными огнями, и садимся.

– Ну вот, – мама торжественно вручает мне блинчик. – Знакомься.

Я откусываю кусочек. Рот наполняется горячим сладким тестом и вкуснейшим шоколадным соусом. Так просто – и удивительно вкусно! Мы сидим, передавая блинчик друг другу – папа откусывает огромные куски, мама вытирает с носа шоколадную кляксу, а Джейкоб, широко открыв синие глаза, смотрит на колесо обозрения – и я чуть не забываю, зачем мы здесь. Фотографирую родителей на фоне ярмарки и представляю, что мы просто приехали сюда на каникулы.

Но тут же слышу за спиной постукивание, ощущаю, как давит на плечи Вуаль, и мое внимание привлекает самая темная, неосвещенная часть парка. Она тянет меня, зовет. Раньше я думала, что на ту сторону Вуали меня тянет обычное любопытство, но это не так. Теперь я знаю – это кое-что другое.

Предназначение.

Джейкоб переводит взгляд на меня.

– Нет, – говорит он, хотя я уже на ногах.

– Все в порядке? – спрашивает мама.

– Ага, – отвечаю я. – Мне в туалет нужно.

– Нет, не нужно, – шипит Джейкоб.

– Я видела, он сразу за киосками с едой, – показывает мама.

– Кэссиди, – умоляюще скулит Джейкоб.

– Я скоро, – говорю я родителям.

Папа кричит мне в спину, чтобы я не заблудилась.

– Не заблужусь! – кричу я в ответ.

Папа провожает меня строгим взглядом. Я все еще не до конца завоевала их с мамой доверие после той истории, – когда я никак не могла выбраться из-за Вуали и ради того, чтобы вернуть себе жизнь, вынуждена была сражаться с призраком, спрятавшись в открытой могиле. По версии родителей, я тогда убежала без разрешения, и через несколько часов меня нашли на кладбище, где я учинила разгром.

Что в лоб, что по лбу.

Я торопливо пробегаю мимо киосков и сворачиваю с основной аллеи направо.

– Куда мы идем? – опасливо спрашивает Джейкоб.

– Хочу проверить, не бродит ли здесь Жан Живодер.

– Шутишь?

Но я не шучу. Сую руку в задний карман, проверяю, на месте ли мой медальон-зеркальце. Это прощальный подарок от единственной знакомой мне «промежуточницы».

Лара долго ругалась бы, узнав, что я таскаю зеркало в кармане, а не ношу на шее. Она говорит, что люди вроде нас не только охотники, мы – как магниты для духов и привидений. Зеркала действуют на всех призраков, и на Джейкоба тоже, поэтому я и не ношу медальон на шее. Хотя Лара, наверное, считает, что поэтому мне следует его носить.