Вдруг какой-то трепет прошел по залу, безмолвно предававшемуся гипнозу музыки. Головы зашевелились, ярче засверкали камни, замерцали стекла биноклей. Музыка как раз перешла в нежное пиано, и дирижер раздраженно оглянулся, услыхав шепот в публике. Очевидно, произошло нечто, имевшее над аудиторией большую власть, чем гипноз двухсот двадцати музыкантов, дирижера и бессмертного композитора.
В соседней ложе кто-то произнес приглушенным басом:
– На ней Розовый бриллиант из сокровищницы Абдул-Хамида… Стоит двести тысяч долларов…
Аллан поднял глаза. В ложе напротив стало темно. Ллойд приехал!
В темной ложе едва виднелся знакомый всем нежный и тонкий профиль Этель Ллойд. Ее золотистые волосы можно было различить лишь по смутному мерцанию, а на левом виске (повернутом к публике) горел красноватым огнем большой бриллиант.
– Обратите внимание на эту шею, этот затылок, – зашептал мужской голос в соседней ложе. – Видели вы когда-нибудь такой затылок? Говорят, архитектор Хобби… Ну да, блондин, который был тут рядом…
– Ну, этому не трудно поверить! – шепотом отозвался другой голос с чисто английским акцентом, и из ложи донесся тихий смех.
Задняя часть ложи Ллойда была отделена портьерой, и Аллан по одному жесту Этель заключил, что сам Ллойд находится там. Нагнувшись к Мод, он сказал ей на ухо:
– Ллойд все-таки приехал, Мод!
Но Мод была поглощена музыкой. Она даже не поняла Аллана. Вероятно, она единственная в зале не знала, что Этель Ллойд появилась в своей ложе и что на ней был Розовый бриллиант. В порыве вызванного музыкой душевного волнения Мод, не глядя, протянула Аллану маленькую руку. Аллан взял ее и стал машинально гладить, в то время как тысячи быстрых, смелых мыслей проносились в его голове, а слух невольно ловил обрывки сплетен, шепотом передававшихся в соседней ложе.
– Бриллианты? – спросил тихий голос.
– Да, – шепотом ответил другой. – Говорят, что он с этого начал… В австралийских копях.
– Спекулировал?
– По-своему. У него был трактир.
– Вы говорите, у него не было своего участка?
– У него был свой особый участок! – с тихим смешком отозвался голос.
– Не понимаю вас.
– Так говорят. У него был свой собственный рудник, не стоивший ему ни одного цента… Вы ведь знаете, что рабочих тщательно обыскивают… Ну, они проглатывают бриллианты.
– Нет, не знал…
– Говорят, Ллойд… как содержатель трактира… что-то подмешивал в виски, чтобы вызвать у них морскую болезнь. Вот вам его рудник…
– Невероятно!
– Так говорят! А теперь он тратит миллионы на университеты, обсерватории, библиотеки…
– Ну и ну! – прошептал потрясенный собеседник.
– При всем том он тяжело болен, боится людей. Бетонные стены толщиной в метр окружают его комнаты, чтобы к нему не доходил ни один звук… Как узник…
– Ну и ну!
– Ш-ш! – Мод возмущенно повернула к ним голову, и голоса умолкли.
Во время антракта в ложе Ллойда показалась светлая голова Хобби. Он пожал руку Этель Ллойд как близкий знакомый.
– Вы видите, я был прав! – раздался низкий голос в соседней ложе. – Хобби счастливчик! Правда, есть еще Вандерштифт…
Вскоре Хобби просунул голову в ложу Аллана.
– Идем, Мак, – проговорил он, – старик хочет с тобой поговорить.
2
– Это Мак Аллан! – сказал Хобби, хлопнув Аллана по плечу.
Ллойд сидел, сгорбившись и опустив голову, в полутемной ложе, из которой видна была часть блестящего кольца лож, переполненных весело болтающими дамами и мужчинами. Он не поднял головы и, казалось, не слышал обращенных к нему слов. Однако через небольшой промежуток времени он сказал медленно и сухо хриплым голосом:
– Я искренне рад видеть вас, мистер Аллан. Я подробно изучил ваш проект. Он смел, он величествен, он осуществим. Все, что зависит от меня, я сделаю!
С этими словами он протянул Аллану руку – короткую четырехугольную руку, вялую, усталую, мягкую, как шелк, и поднял голову.
Аллану пришлось напрячь все силы, чтобы скрыть ужас и отвращение, вызванные в нем лицом Ллойда, хотя Хобби и подготовил его к этому зрелищу.
Лицо Ллойда напоминало морду бульдога. Нижняя челюсть была несколько выдвинута вперед, ноздри представляли собою круглые дырки; слезящиеся, воспаленные глазки были косо врезаны в смуглое, высохшее и неподвижное лицо. Он был совершенно лыс. Отвратительные лишаи изъели и высушили шею, лицо и голову Ллойда; вялые мускулы и табачного цвета кожа обтягивала кости. Лицо Ллойда пугало людей: оно заставляло их бледнеть, чуть ли не падать в обморок, и только тот, у кого были крепкие нервы, мог спокойно глядеть в него. Это лицо походило на трагикомическую маску бульдога и вместе с тем вызывало страх, как ожившая голова мертвеца. Оно заставило Аллана вспомнить об индейских мумиях, которые он видел при постройке дороги в Боливии. Эти мумии сидели скорчившись в четырехугольных ящиках. Их головы высохли, за истлевшими губами сохранились оскаленные зубы. Глаза, сделанные из белых и темных камней, были до жути естественны.
Ллойд, знавший свойства своего лица, остался доволен впечатлением, произведенным на Аллана, и стал всматриваться в его черты своими, слезящимися глазами.