На наблюдательной вышке между Хеллау и границей находились Курт Улиг и Петер Блок. Улиг был в приподнятом настроении: впервые он выступал в роли старшего поста. С автоматом на груди он просматривал в бинокль местность. Слева, по ту сторону границы, на поле работали крестьяне, а наверху, на холме, за которым шла дорога в долину, стояли две девушки в цветастых летних платьях и кому-то махали.
— Сегодня довольно тихо, — прошептал Блок. Из-за холма послышался рокот автомобильного двигателя. Улиг снова поднес бинокль к глазам. Ничего особенного. Крестьяне продолжали работать. Опушки леса у часовни и у Росберга оставались безлюдными.
Звуки рояля, доносившиеся из Хеллау, стали более громкими. Кто-то с увлечением играл модную песенку. Блок начал тихонько напевать: «Весь Париж мечтает о любви…» Играли в одном из первых домов на окраине деревни. Через некоторое время раздались бравурные звуки быстрого фокстрота. Потом музыка прекратилась.
— Неплохо, — прокомментировал Петер Блок. — Наблюдение за местностью под музыку! Мог бы поиграть еще…
Улиг улыбнулся. Кто не знал об увлечении Петера танцевальной музыкой! Он каждую свободную минуту проводил у приемника. Стоило больших трудов убедить Петера не слушать передачи западных радиостанций…
Звуки рояля полились снова. Теперь музыкант дал волю своей фантазии. А через какое-то время зазвучала старинная народная песня «Ты, моя тихая долина…»
Вскоре песня стихла.
— Жаль. Дай мне на минутку бинокль, — попросил Петер.
Девушки в цветастых платьях расположились на траве на краю дороги. Они что-то обсуждали. Вдруг Петер увидел, как из леса вышел человек в сером плаще и пошел по полю вдоль дороги. На мгновение остановился около девушек, обменялся с ними несколькими словами, затем провел рукой по волосам и исчез за холмом. Вскоре пограничники услышали удаляющийся рокот автомобильного двигателя.
— Сколько времени провел он в лесу? — спросил Улиг.
— Трудно сказать. Гулял, наверное! Погода-то вон какая! А что?
— Да так. Занеси его на всякий случай в журнал наблюдений.
Рэке ехал на велосипеде во Франкенроде по круто спускающейся дороге. В Хеллау надо было обсудить кое-какие дела с бургомистром. У первых домов во Франкенроде ему встретился председатель сельскохозяйственного кооператива Мехтлер. Рэке притормозил.
— Здравствуй, председатель! Что нового? Как работают наши ребята?
— Спасибо, Вальтер. Работа кипит! Если погода удержится, в три-четыре дня все закончим.
— Как чувствует себя Форг?
— Как и всегда, трудолюбив. Правда, ерунды в голове, еще много. Со старыми корнями всегда больше работы. Но все относятся к нему хорошо.
Мехтлер пошел дальше, но на полпути обернулся.
— Вот еще что, Вальтер. Чуть было не забыл. Прейслер вчера сказал мне, что в деревне поговаривают об удивительных вещах. У вас стало одним меньше. Ходят слухи, будто Болау разбил стекло в часовне и поэтому его перевели, а дело замяли. Правда это? Вот и все. Будь здоров!
Рэке слушал, насупив брови, «Надо сказать людям правду, тогда слухи прекратятся», — решил он.
Фридрих сидел у себя в кабинете за стопкой документов.
— Вовремя тебя принесло. Поможешь мне! — встретил он лейтенанта. Но Рэке было не до шуток.
— Рад, что и тебя застал, Карл, — обратился он к Эбенеру, сидевшему тут же.
— Опять где-нибудь пожар? — спросил Фридрих и предложил Рэке сесть.
— Да еще какой! — Рэке рассказал все, что услышал от Мехтлера. Пока он говорил, Эбенер подошел к столу и подал ему несколько записок.
Рэке начал читать записки. В них говорилось о том, о чем он узнал от Мехтлера, а в одной даже было названо имя Болау.
— Откуда они у тебя?
— Одну нашел сам, остальные принесли Фобиш, Манегольд и Восольский.
Рэке нервно заходил по комнате.
— Проклятие! Что же происходит? Вот уже несколько месяцев одно происшествие за другим. Неужели вы никого не подозреваете?
Эбенер пожал плечами:
— А что поделаешь? Эти бумажонки печатают на машинке, а в деревне их не меньше тридцати. Да и к тому же мы не знаем, где их печатают. И это еще не все. В воскресенье утром Хинцман опять с паперти делал всякие намеки. Он, правда, не называл имен, но дал понять, что кое-что знает. Между прочим, он впервые за долгое время отговаривал крестьян выходить на работу. И хотя сейчас самая горячая пора, на поле почти никого не было.
— Может быть, он имеет прямое отношение к происходящему?
Фридрих задумался, покачал головой.
— Нет. Я его слишком давно знаю. Он честный человек. Писать анонимки он не станет. Меня он уже избегает. Кстати, Восольский у него часто бывает?
— Не знаю. Так или иначе, мы должны больше думать о Хинцмане. Завоевать его — значит привлечь на нашу Сторону полдеревни.
— Знаю. Но почему пастор избегает меня, вас, а с Восольским ведет задушевные беседы?
— Ты подозреваешь, что учитель ведет двойную игру?
— Утверждать это я не могу, но на заставе Восольский чувствует себя как дома. Он член группы содействия пограничникам. Он всегда выступает за нас. Хинцман, конечно, обо всем знает.
— На прошлой неделе учителя видели в городе в обществе Зимера, — заметил Эбенер.
Рэке был поражен.
— Зимер?! Что у них общего?