Туманы Авалона

– Не думаю, что таков обычай Богов, – проговорил мужчина, стоящий рядом с нею. – Сотрясается земля великого океана за пределами морей, нам ведомых, и хотя в народе Атлантиды говорилось об утраченных землях Му и Ги-Бразиля, мне все же известно, что в величайшем из океанов за гранью заката содрогается земля и острова поднимаются и исчезают, даже если обитатели их не ведают ни греха, ни зла, но живут точно невинные дети до того, как Боги наделили нас знанием и дали выбирать между добром и злом. А ежели земные Боги равно карают и грешников и праведников, тогда эти новые разрушения никак не могут быть карой за грехи, ибо таковы законы природы. Не знаю, заключен ли в крушении глубокий смысл или земля просто не обрела еще конечную форму, точно так же, как мы, мужи и жены, не достигли еще гармонии. Возможно, и земля тоже тщится облагородить свою душу и приблизиться к совершенству. Не знаю, Моргана. Это все удел высших Посвященных. Я памятую об одном лишь: мы унесли секреты храмов – притом что клялись вовеки того не делать, – и преступили обеты.

– Но нам приказали жрецы, – возразила Игрейна, дрожа всем телом.

– Никто из жрецов не сможет простить нам клятвопреступление, ибо слова обета, принесенного перед Богами, эхом разносятся во времени. Так что мы за это поплатимся. Не подобает, чтобы все знания и мудрость наших храмов погибли на дне моря и нас отослали прочь, нести знание в мир, с ясным пониманием того, что нам предстоит страдать из жизни в жизнь за нарушение данного обета. Так суждено, сестра моя.

– Отчего нам должно терпеть наказание за пределами этой жизни за то, что нам повелели? – негодующе воскликнула она. – Или жрецы считают, что справедливо и правильно обречь нас на страдания только за то, что мы повиновались их воле?

– Нет, – отвечал мужчина, – но вспомни принесенную клятву… – Голос его внезапно прервался. – Мы поклялись в храме, ныне сгинувшем на дне моря, где уже не править великому Ориону отныне и вовеки. Мы поклялись разделить судьбу того, кто похитил с небес огонь, дабы человек не прозябал во тьме. Великое благо заключал в себе дар огня, но и великое зло, ибо человек научился злоупотреблению и пороку… вот почему тот, кто похитил огонь, хотя во всех храмах чтят его имя, ибо принес он людям свет, обречен на вечные муки, и скован цепями, и стервятник гложет его печень… Все это – таинства: человек может или слепо повиноваться жрецам и созданным ими законам и жить в невежестве, или дерзко ослушаться, и последовать за дарителем Света, и принять страдания Колеса Возрождения. Вот, гляди… – Он указал вверх, туда, где сияла фигура Затмевающего Богов и на поясе его горели три звезды: чистоты, справедливости и выбора. – Он стоит там и ныне, хотя храм его сгинул; и смотри, Колесо вращается, вбирая в себя его круговой путь, пусть земля внизу корчится в муках, а храмы, города и род людской гибнут в пламени. А здесь мы возвели новый храм, дабы мудрость жила в веках.

Мужчина, здесь известный ей как Утер, обнял ее рукою, и Игрейна поняла, что он плачет. Он рывком развернул ее лицом к себе и поцеловал, и на своих губах она ощутила соль его слез.

– Я ни о чем не жалею, – проговорил он. – В храме нам внушают, что истинная радость обретается лишь в свободе от Колеса, несущего смерть и возрождение, что должно научиться презирать земные радости и горести и желать лишь покоя и мира перед лицом вечности. Однако ж люблю я земную жизнь, Моргана, и тебя люблю великой любовью, что сильнее смерти, и если грех – цена за то, что мы с тобою связаны на многие жизни через века, я стану грешить радостно и ни о чем не сожалея, лишь бы грех вернул меня к тебе, о возлюбленная!

За всю свою жизнь Игрейне не доводилось еще ощущать подобного – поцелуй дышал страстью, и при этом казалось, будто некая стихия помимо простого вожделения неразрывно связывает двух людей друг с другом. И в этот миг молодую женщину потоком захлестнули воспоминания: теперь она знала, где впервые повстречала этого мужчину… В памяти воскресли огромные мраморные колонны и золоченые лестницы великого храма Ориона, и град Змея внизу, и ряды сфинксов – существ с телами львов и лицами женщин, – что выстроились вдоль широкой дороги, ведущей к храму… Здесь стояли они на бесплодной равнине, рядом с кругом необтесанных камней, и на западе пылало пламя – угасающий отблеск света той земли, где Моргана и Утер родились, где вместе играли в храме маленькими детьми, где их некогда соединил священный огонь, дабы не разлучались они, пока живы. А теперь они совершили деяние, что соединит их и за пределами смерти…

– Я люблю эту землю, – исступленно повторил он. – Здешние храмы сложены из грубого камня и не лучатся серебром, золотом и желтой медью, но я уже полюбил эту землю так, что охотно отдам свою жизнь за то, чтобы уберечь ее от гибели – этот холодный край, где солнце – редкий гость… – И он поежился, кутаясь в плащ, но Игрейна развернула его кругом, спиной к догорающим огням Атлантиды.