Стрельба прекратилась так же внезапно, как началась. Держа полковника на мушке, Курбатов направился к нему. Двое десантников, пригибаясь, подбежали к джипу и, распахнув дверцу, отпрыгнули с автоматами на изготовку. Но с теми или с тем, кто там находился, было покончено. Что касается ехавших в «УАЗе», то он превратился в настоящее решето, а из его щелей струилась кровь, смешиваясь с дорожной пылью. Это придавало автомобилю сходство с убитым зверем.
Подойдя ближе, Курбатов почувствовал запах дыма, бензина и теплых человеческих внутренностей.
— Двоих наших положили, — сказал десантник с рассеченной бровью. Не ощущая боли, он машинально слизывал кровь, стекающую из раны.
— Это не я, — быстро проговорил Хакимов, подняв голову, — я не стрелял.
И действительно его пистолет так и остался в кобуре.
Курбатов перевел взгляд на трупы, валяющиеся вокруг машин. Посмотрел на слегка задетого десантника, потом на второго.
— Пригони машину, — сказал он.
Когда парень побежал к автомобилю, спрятанному в балке, Курбатов обратился к десантнику с окровавленным лицом.
— Добей всех, — велел он. — По пуле в башку каждому.
— Алибаев, кажется, еще дышит.
Десантник посмотрел на товарища, который остановил джип гранатой.
— Я и говорю, — кивнул Курбатов. — Добить надо.
Полковник уронил лицо на дорогу и расплакался.
— Не понимаю, — рыдал он. — За что? Что я вам сделал?
— Не ссы, — сказал ему Курбатов. — Живой ведь? Ну и не ной.
Полковник замолчал, вздрагивая всякий раз, когда раздавался контрольный выстрел. Зад его штанов сделался мокрым.
Курбатов приставил дуло автомата к затылку Хакимова.
Тот снова затрясся от рыданий.
— Не надо, — причитал он. — Не стреляй. Пожалуйста, не стреляй.
— А знаешь, — решил Курбатов, — не буду.
Он убрал автомат и посмотрел на внедорожник, едущий по степи. Когда тот приблизился, Курбатов показал, где остановиться. Затем взял Хакимова за шкирку, заставил встать и подвел к внедорожнику.
— Лечь, — приказал он. — Харей в асфальт.
Кряхтя, полковник подчинился. Подмигнув водителю, Курбатов знаками показал ему, что делать. Парень ухмыльнулся и кивнул.
— Поднимешь голову или пошевелишься, — сказал Курбатов полковнику, — стреляю.
— Не надо, — взмолился тот, заподозрив что-то неладное.
— Что ты заладил: не надо да не надо. Задолбал. Лежи и не вякай.
Курбатов призывно махнул рукой.
Дыша жаром, внедорожник медленно тронулся вперед и остановился, наехав на затылок Хакимова. Раздался сдавленный крик. Из ушей полковника потекла кровь.
— Нет, — хрипел он, беспорядочно двигая руками и ногами.
— Ты же сам просил не стрелять, — напомнил десантник с рассеченной бровью.
Все, кроме придавленного Хакимова, засмеялись.
— Сдай назад, — велел Курбатов, все еще улыбаясь.
Внедорожник отъехал, оставив Хакимова корчиться на земле.
— Еще разок? — крикнул водитель из кабины.
— Угу, давай.
Курбатов снова взмахнул рукой. Алчно урча, автомобиль переехал вопящего полковника, а потом, не дожидаясь команды, вернулся задним ходом на исходную позицию.
— Продолжай, — сказал водителю Курбатову, — пока из него все дерьмо не вылезет.
И отвернулся. «Они ответят за все, мама», — мысленно произнес он.
Акт третий. В темпе анимато
I
Как обычному земному человеку, Шухарбаеву Нуртаю Шухарбаевичу хотелось выкурить любимую трубку, выдавить на палитру краски, взять в руки кисть и встать перед девственно-чистым холстом, щедро загрунтованным белой краской. Как государственный деятель, он не мог позволить себе такой роскоши. Тем более сейчас, когда все великие начинания оказались под угрозой срыва, а планы на будущее летели хромой кобыле под хвост.
Страдая от тупой головной боли и сухости в носоглотке, Шухарбаев вопросительно посмотрел на адъютанта, заглянувшего в кабинет.
— Прапорщик Клочков прибыл, — доложил он.
Шухарбаев молча махнул рукой: мол, давай его сюда.
Четким строевым шагом в кабинет вошел сорокапятилетний мужчина славянской наружности и отрапортовал:
— Господин председатель Комитета Национальной Безопасности…
— Не надо кричать, — поморщился Шухарбаев. — Сядь.
Прапорщик Клочков был одним из тех немногих русских, которые променяли родину на судьбу казахских наемников. Он тренировал спецназовцев Комитета на военной базе близ озера Балхаш. Кожа его была грубой и темной, как скорлупа грецкого ореха, и светло-голубые глаза смотрелись на загорелом лице странно. Во всяком случае, для Шухарбаева, предки которого с диким гиканьем скакали по бескрайним степям, сжигая русские города и увозя с собой пленниц и тюки награбленного.