Туманное утро

Я стояла недалеко от входа, под скругленным бордовым козырьком. Ветер закидывал крупные дождевые капли, они падали на лицо, по шее стекая к вороту пуловера. Подтянув за лацканы пальто повыше, я прикурила и посмотрела на противоположную сторону дороги. Деревья разбросали гранатовые листья на угольный тротуар из брусчатки. Под дождем листья приклеились к дороге, и лишь случайный прохожий, торопясь по своим делам, уносил некоторые из них на подошве ботинок. Еще какое-то время я наблюдала за людьми и тем, как в спешке, они упускали прекрасные мгновения осени, затем вернулась в кафе. Когда ко мне подошел официант – не Егор, я порядком расстроилась. Сделав заказ, я еще раз внимательно присмотрелась к стойке, но там никого не было. Никого, кто был нужен. Мне стало мучительно одиноко среди больших пустых окон и маленьких увлеченных людей, снующих по мокрым тротуарам под разноцветными зонтами.

Когда я снова вышла на воздух, к тому времени дождь понемногу стих и сквозь серо-фиолетовые тучи начало проглядывать глубокое темно-синее небо. Машины проносились мимо, исчезая в сыром вечернем воздухе. Где-то играла музыка. Я стояла на улице, рядом с Caf'e, выдыхая дым, пытаясь совладать с накатившей грустью. Напротив припарковалась машина, из нее вышел мужчина лет тридцати пяти на вид, затем девушка. Он раскрыл зонт, придерживая спутницу за локоть, пока та переступала лужу. Когда они подошли ближе, я случайно подслушала их диалог:

– Здесь готовят вкусный кофе, – говорил мужчина.

– Я бы сейчас выпила огромную чашку капучино с корицей, – ответила девушка.

– Не могу разделить твой восторг, – он открыл дверь, пропуская спутницу вперед, и кинул на меня короткий взгляд. Затем продолжил:

– Не люблю корицу.

Провожая пару взглядом, я мягко улыбнулась. Лицо мужчины показалось мне знакомым. Наконец, подъехало такси. Я села в машину, с тоской посмотрев в сторону молодых людей, расположившихся у окна, за столиком, где только что я множила грусть.

Дорога тянулась бесконечно долго, город стоял в пробках и водитель, видимо порядком уставший, нервно стучал пальцами по рулю. Откинувшись на спинку заднего сидения, слегка запрокинув голову, я наблюдала за тянущимися мимо домами и подмечала красоту вечернего Петербурга. Настроение было бесконечно лирическим, хотелось ехать как можно дольше, смотреть из окна и ждать, когда, наконец, печаль достигнет своего апогея и освободит меня, чтобы я смогла свободно дышать.

Подъехав к подъезду, я обнаружила, что в нашей квартире зажжен свет. Я присела на скамью у входа и посмотрела на фиолетово-синее небо. Кое-где еще толпились маленькие черные облака. Они медленно уплывали из виду, оставляя пустой небосвод.

Пройдя по коридору, я обнаружила Марту в спальне с бокалом в руках в тишине на не застеленной кровати.

– Ты была не одна? – озадаченно спросила я.

– Одна.

– Ты заболела?

– Нет, – неохотно отвечала Марта, глядя куда-то мимо меня.

– Давно пришла? – продолжала я.

– Недавно.

Марта была явно нерасположена к диалогу. Я вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Пройдя через свою спальню на балкон, я открыла окно и вдохнула полной грудью холодный воздух. Машины уносились вдаль, разбрасывая свет в маленьких частицах влажного воздуха. Через некоторое время Марта вышла ко мне, обронив полный недоверия взгляд, сохраняя ледяное молчание. Она подкурила, и маленький огонек зажигалки на секунду осветил ее печальные глаза.

– Не люблю осень, – начала она, – холодно, сыро и грустно. Марта стояла вполоборота от меня, облокотившись об откос. Ветер, залетающий в открытое окно, мягко подхватывал ее волосы и снова опускал на плечи.

– Поверь мне, дело не в осени, – тяжело выдохнула я.

– Ты этого не можешь знать, – с раздражением ответила Марта. Я промолчала, лишь устало покачав головой. Как часто мы переоцениваем свои страдания, при этом недооценивая страдания других.

– Иногда мне кажется, что я знаю все о грусти и одиночестве, – еле слышно произнесла я. Она ответила мне непонимающим взглядом. – Не бери в голову.

– Это больно?

– Что именно? – переспросила я и присела в кресло, наблюдая за подругой теперь уже со спины. В воздухе повисло напряженное молчание, словно нам обеим хотелось быть услышанными, избежав при этом долгих объяснений.

– Прощаться, – пояснила она после долгой паузы.

– Больно прощаться не с человеком, а с ожиданиями на его счет, – заключила я.

Ночью, лежа в постели, я еще долгое время всматривалась в ночное небо. Серебристая луна разбрасывала тусклый свет по комнате, когда тучи, проплывающие мимо, открывали ее. «Это очень больно»: думала я, чувствуя, как тихие холодные капли стекают на руку.

Проснувшись от шума, сонная, я побрела на кухню, где обнаружила Марту.

– Сегодня же понедельник, почему ты не на работе? – удивилась я, присаживаясь на стул.