У них не могло сложиться с Феликсом нормальных человеческих отношений. Марго поставила барьер с самого начала, как только он появился в их жизни. В какой-то момент стена отчуждения могла разрушиться. Именно Феликс увидел ее способности к математике, именно он принял решение переехать в Москву. Нанял ей педагогов, сам с ней много занимался, даже Япония его заинтересовала. Да. Как говорится, от ненависти до любви… Этого не могло не произойти. В конце концов, она дочь своей матери, и в какой-то момент Марго очень четко поняла, что мать в нем нашла и почему бежала с тремя детьми от отца. Но девочка сумела поставить для себя запрет и окончательно ушла в себя. Она никак от них не зависела, ей для счастья нужна самая малость. Две пары джинсов, трое кроссовок, два рюкзака. Куртка зимняя и летняя, ветровка. Вот, собственно, и весь гардероб. Машины ей не нужно, квартиры тоже. Как только пойдет работать, снимет себе свой угол. В этом она не сомневалась. И все. Спать будет на полу, готовить на маленькой плитке.
Когда Марго поняла, что они могут развестись, мир перевернулся. Она не могла потерять еще одну семью! Почему-то выяснилось, что это важно. Почему вдруг? Ей двадцать. Она совершенно самостоятельна. Собственно, какое ее дело? Она уже два года вела совершенно автономную жизнь. И вдруг такие эмоции! Сама от себя не ожидала. Рыдала ночами в подушку, но поговорить с родителями так и не решалась.
Когда она совершенно неожиданно на двадцать первый день рождения получила такой роскошный подарок, не нашла ничего лучшего, чем сказать:
– Сбагрить меня хотите? Чтобы проблемы свои решить?
Феликс аж позеленел, а мать все так же понуро смотрела в пол. Марго подумала: еще немного, и ее слезы застучат по модному паркету французской елочкой.
– То есть ты не поедешь? – Феликс говорил резко. Желваки ходили на бледном лице.
– Я поеду, но если вы разведетесь, то я вскроюсь.
– Как это? – прошептала мама.
– Она шутит, – с нажимом сказал Феликс.
– Я не шучу.
Но на какое-то время дом снова превратился в тихую гавань. Они опять стали одной семьей. Марго сняла наушники. Мама улыбалась и с недоверчивой надеждой смотрела на Феликса. Он тихо накрывал ее руку своей и кивал. Мол, все будет хорошо. Верь. И они поверили обе. И надо же было как-то вернуться Марго домой раньше времени и услышать тот разговор по телефону. Феликс сказал всего одну фразу:
– Ничего не изменилось. Нужно просто подождать.
И сразу все рухнуло.
Она поедет в Японию. И у нее на эту поездку был свой план.
– Я так больше не могу.
Соня тяжело опустилась на диван.
– Она нас ненавидит.
– Ее можно понять.
– О чем ты? С какой стати?
– Пережить такой стресс.
– Мы всю жизнь на нее положили! Какой стресс?
– Я тут подумал, может быть, нам куда-нибудь съездить всем вместе?
– Я не могу, – быстро среагировала Соня. – У меня эфиры! Кто меня сейчас отпустит? Поезжайте вдвоем.
– В Крым?
– Ты что? Ты видишь, какая она, еще утопится! Нет!
– Соня, мне тоже тяжело, ее же надо развлекать, а я сейчас не смогу найти ни одного нормального слова.
– На экскурсию. Автобусные, знаешь, есть такие по Европе. Недели на две.
– А может, куда-нибудь в Азию? Я видел горящие туры по Японии. У меня премия сейчас приличная будет. Если ты, конечно, не против.
Соня напряглась: она была против, но видеть дочь в таком состоянии было еще тяжелее.
– А ты знаешь, это идея! У меня в эфире был один востоковед. Он говорил, что в Японии культ родителей, пожилых людей. Сын должен себя беречь, заботиться о своем теле, потому что ему нужно будет в какой-то момент заботиться о своих родителях в будущем. Вот такая философия.
– У них пожилые родители – это девяносто лет.
– У них пожилые родители – это от шестидесяти лет. У них там у всех счастливая старость. Это они сами с работой расстаться не могут. А так-то – отдыхай не хочу! Пусть она послушает, как у других бывает.
– А может, нам про это не расскажут.
– Так ты найди тур, где расскажут! Монастыри всякие!
Япония
После такого перелета сложно сразу сориентироваться. Вадим перенес перелет достаточно неплохо. Может, потому что японские авиалинии? Японские стюардессы улыбались белозубыми улыбками и еду выдали заморскую и непонятную. Что-то между водорослями и мармеладом. И чай японский. И потом фильмы. Просто спасение. Три фильма – один рейс.
Вадим терпеть не мог летать. Боялся? Можно сказать и так. Никому в этом не признавался, даже себе, не хотелось быть слабым. Господи, опять подумал о молодой жене! С чего это в последнее время эти мысли все чаще приходили в голову? Он незаметно скосил взгляд на Лизу. Та на все смотрела широко раскрытыми глазами, пытаясь тут же запомнить каждую мелочь. Вот такого ребенка он в ней безумно любил. С умением радоваться, умением восхищаться самой крохотной детали. И не сомневаться. Ни в чем! Радоваться жизни здесь и сейчас. Счастливое качество. А если что не так: немедленно и безжалостно выбрасывать из головы. Вадим так не умел.