По утверждению А. И. Тодорского, через несколько дней после казни Ворошилов рассказывал ему и еще нескольким военным, что во время расстрела Тухачевский, Якир и другие кричали: «Да здравствует Сталин! Да здравствует коммунизм!» Быть может, они до последнего верили, что всё это — лишь инсценировка, и, как когда-то Николай I помиловал петрашевцев, когда на первых приговоренных уже надели саваны, отец народа товарищ Сталин сейчас пришлет фельдъегеря с указом о замене расстрела тюрьмой или лагерями. Но оказалось, что дружно проклинаемый советскими историками Николай Палкин был куда милосерднее Иосифа Сталина. Милости от генерального секретаря Тухачевский и его товарищи так и не дождались. А что перед смертью провозглашали здравицы Сталину и коммунизму, то в этом ничего оригинального не было. Не они первые, не они и последние. Не Гитлеру же, в самом деле, здоровья желать. Да может, у Ионы Эммануиловича, Михаила Николаевича и других теплилась надежда, что мудрого Иосифа Виссарионовича обманули прохвосты типа Ежова и Ульриха и он лишь по недоразумению санкционировал казнь своих преданных слуг. А коммунизм, в который Тухачевский заставил себя поверить, всё равно восторжествует в стране и во всем мире под руководством великого Сталина. Не исключено также, что обреченные на смерть надеялись, что их «идейно выдержанные» предсмертные слова облегчат судьбу родных и близких. Надо сказать, что ничуть не облегчили.
В конце концов чинам НКВД надоело слушать, как перед смертью несознательные враги славят вождя и партию, своими похвалами ставя присутствующих чекистов в двусмысленное положение. И когда один из палачей доложил своему непосредственному начальнику, что многие приговоренные умирают со словами «Да здравствует Сталин!», а начальник сообщил об этом по инстанции, один из руководителей наложил на документ трагикомическую резолюцию: «Надо проводить воспитательную работу среди приговоренных к расстрелу, чтобы они в столь неподходящий момент не марали имя вождя». Но это было позднее. С Тухачевским, Якиром, Уборевичем, Корком, Фельдманом, Эйдеманом, Путной и Примаковым воспитательной работы провести не успели…
В ведущих государствах мира падение и гибель Тухачевского рассматривались как события первостепенного значения, причем деятельность обвиняемых однозначно связывалась с Германией. Так, американский военный атташе в Москве подполковник Филипп Файмонвилл 12 июня докладывал в Вашингтон: «Советская пресса 11 июня 1937 года передала сообщения, что восемь человек, занимающих важные командные посты в Красной Армии, арестованы, обвинены в измене, выразившейся в поддержании связями со шпионским ведомством одного иностранного правительства. Сообщение об этом было неожиданным, хотя слухи о проводимом тайном расследовании ходили в Москве в течение нескольких недель. Иностранное правительство, чьи агенты-шпионы, как утверждают, были в связи с обвиняемыми, не называется. Из редакционных статей и безошибочных отсылок, однако, стало ясно, что подсудимые обвинялись в преступных связях с германской тайной полицией… Всё дело, как кажется, слушалось на закрытом заседании 11 июня. Без четверти двенадцать вечера 11 июня (то есть всего через десять минут после оглашения приговора. — Б. С.) по радио передали, что все обвиняемые признали свою вину и были приговорены к лишению всех воинских званий и расстрелу. Советская пресса утром 12 июня повторила эту информацию. Объявления о том, что приговор приведен в исполнение, еще не было, но остается мало сомнений, что обвиняемые уже казнены».
Одним из первых на истинный характер дела Тухачевского указал Лев Троцкий в статье «Обезглавливание Красной Армии», опубликованной в «Бюллетене оппозиции» уже 17 июня 1937 года, через шесть дней после вынесения смертных приговоров участникам «военно-фашистского заговора». Лев Давидович очень точно угадал все обстоятельства и события, предшествовавшие аресту Тухачевского и его товарищей: