Сразу же отмечу, что Тухачевский тут вольно или невольно искажает реальную практику только что закончившейся мировой войны. На самом деле уже в 1916 году промышленность почти всех стран-участниц была полностью переведена на военные рельсы. Такое новое средство борьбы, как самолеты, активно использовалось с первых месяцев боевых действий. Что же касается танков, то, впервые появившись в 1917 году, в массовом количестве они действительно были использованы на фронте только в 18-м и помогли союзникам прорвать германские позиции. Однако конструкции танков были несовершенны, а принципы их боевого применения — не разработаны. И решающей роли в исходе войны эти грозные, но неуклюжие машины сыграть никак не могли. Фактически победа Англии, Франции и США была вызвана наступившим истощением сил Германии и союзных ей держав и знаменовала собой торжество «стратегии измора», против которой боролся Тухачевский. Он же пытался объяснить исход Первой мировой с точки зрения «стратегии сокрушения».
По мнению Тухачевского, «будущие боевые столкновения… в силу организации и численности армий наших возможных противников, будут маневренного характера, т. е. решительного и подавляющего… Стремление к решительным столкновениям потребует смелых, плотных группировок на решающих направлениях и смелого оголения участков неважных, связующих. Войска связующих участков на неважных направлениях обыкновенно будут обороняться, а при недостатке сил иногда и отступать. Зато на решающем направлении наши превосходные в силах войска будут нести гибель и поражение своему противнику. Единственно, что ударные войска потребуют от связующих участков — это выигрыш времени, позволяющий им завершить поражение противника. Чем смелее будет группировка, тем быстрее будет следовать развязка, тем легче будет становиться задача обороняющихся. Это прогрессивное понижение требований к связующим участкам делает положение обороняющихся тем безопаснее, чем больше за их счет усилится ударный таран. Таково значение обороны в стратегическом смысле в перспективе предстоящих войн».
Написано хорошо, энергично. Но — «гладко было на бумаге, да забыли про овраги»… Неужели Тухачевского ничему не научил разгром под Варшавой, когда «войска связующего участка» в лице Мозырской группы были легко сбиты и рассеяны контратакующей группировкой поляков и в результате «ударные войска» Западного фронта, вместо того чтобы «нести гибель и поражение своему противнику», были частью интернированы, а частью пленены? Да и не было в тот момент, в 1923 году, у Красной армии сил и средств для мощного наступления с решительными целями. Ее численность сократилась с 5 миллионов до 516 тысяч человек, артиллерия, немногочисленные аэропланы и бронетехника были очень изношены, а перспективы их производства в СССР — довольно туманны. В свое время Пилсудский совершенно справедливо указал Тухачевскому, что рассуждения последнего в «Походе за Вислу» о «таранных массах», долженствующих сокрушить польскую оборону под Варшавой, — не более чем поэтическое преувеличение, раз армии, составляющие таран, по численности и огневым средствам не превышают полноценных дивизий периода Первой мировой войны. Но и применительно к послевоенному развитию Красной армии Михаил Николаевич продолжал оперировать абстракциями из будущего, которые не могли немедленно воплотиться в жизнь. «Ударные войска» — многочисленные, обученные, оснащенные новой боевой техникой, еще только предстояло создать.
Наиболее подходящим видом обороны Тухачевский считал пассивную оборону, которая «выигрывает время и максимально экономит силы». Идею активной или, по позднейшей терминологии, «эластичной обороны» он отвергал с порога, утверждая: «Пассивная оборона есть элемент смелого, а активная — элемент робкого решения», хотя сам стал на Висле жертвой активной, то есть связанной с преднамеренным отступлением и контрударом по наступающим, обороны со стороны противника. Командующий Западным фронтом верил, что, поскольку «обороняющийся при прорыве у него фронта гораздо более бывает потрясен и растерян, чем прорвавшийся», то «контратакующие резервы в моральном отношении в худшем положении, чем прорвавшийся». Кроме того, подчеркивал Тухачевский, «ведь прорвавшийся бывает сильнее обороняющегося… и в численном отношении контратакующий проигрывает». Отсюда он делал вывод: «На силу глубоких резервов рассчитывать не стоит. Лучше всемерно усилить боевую линию… Активные действия глубоких резервов пользы не принесут… Им лучше ограничиваться занятием в тылу новой укрепленной полосы, затыкающей образовавшуюся дыру».