Тукай

Народ помог молодому поэту найти в себе силы, чтобы устоять. Всем сердцем отзывался Тукай на каждую весточку из родных мест. Родственники, друзья, земляки часто наезжали к поэту, эта живая связь с деревней не прерывалась никогда. Судя по опубликованным и хранящимся в архивах материалам, по воспоминаниям, которые удалось собрать в деревнях Заказанья автору книги, за эти годы в номер Тукая приходили, оставались там ночевать или же подолгу беседовали с ним, чаевничали, а то и просто встречались на улице десятки его земляков. Среди них друзья детства – Ахун, Ахли, Халилрахман, с которыми он вместе играл в Кырлае, его первый учитель Фатхеррахман-мулла, его дядя Кашфелькабир, сын Сагди Садри, Сафиулла и Лутфулла Хисматуллины из Кушлауча.

Ахун Сабирзянов рассказывал: «По дороге из Баку в родную деревню, остановившись в Казани, я снял номер в гостинице „Булгар“. При встрече Тукай меня обругал: почему-де я не остановился в его номере. Взял мои вещи и повел ночевать к себе. Мы проговорили целую ночь. Он рассказывал о своей жизни в Уральске, я – о бакинских делах. На другой день он нанял извозчика, повез меня в музей, в кино, а вечером мы ходили в цирк. Он говорил: „Раньше, чем через три дня, не отпущу“. Но на другой день я заторопился в Кырлай… Когда меня призвали в солдаты, мы с Ахли приехали к воинскому начальнику в Казань. Узнав о нашем приезде, Габдулла снова пригласил нас в свой номер. Долго сидели, разговаривали. Он нас хорошо угостил. Поскольку из Казани мы уехали нескоро, то заходили к нему еще несколько раз».

Эти воспоминания, конечно, нельзя брать на веру. Прошло немало лет, многое забылось, спуталось. О Тукае было уже столько написано, что авторы воспоминаний невольно стремились подчеркнуть свою близость к нему.

Можно поверить, что, встретившись через двенадцать лет с другом детства Ахуном, Тукай привел его в свой номер и оставил ночевать. Но вот что он говорил ему: «Раньше, чем через три дня, не отпущу» или целую неделю не расставался с Ахлием и Ахуном, маловероятно. Не водил он Ахуна и в музей, в кино и в цирк. Это, без сомнения, примыслено позже!

Но не подлежит сомнению одно: татарские крестьяне, земляки, друзья детства, не считаясь с тем, удобно это поэту или пет, не задаваясь мыслью о том, что их посещение может отнять у него время, частенько с мешком в руках появлялись в крохотном номере Тукая. Радушия и гостеприимства Тукаю было не занимать. Он приветливо встречал всех, кто бы они ни были, угощал чем мог и терпеливо сносил неудобства, когда его комната превращалась чуть ли не в постоялый двор. Многие жители Кушлауча работали возчиками у казанских баев, чернорабочими на пивоваренном заводе Петцольда, на фабрике Крестовниковых. Крестьяне соседней с Кушлаучем деревни Нижняя Серда трудились в Казани «барабузами», как назывались извозчики, катавшие седоков в розвальнях.

Чаще всего земляки приходили к нему по делу. Вот, не утруждая себя стуком в дверь, появляется очередной односельчанин лет двадцати – двадцати пяти. Высокого роста, рыхловат, но силен. Молча смотрит на хозяина, ничком лежащего на кровати, и молча садится на корточки у двери, прислонившись спиной к стене. Вытаскивает из кармана кисет, сворачивает толстую козью ножку.

Проходит полчаса, час. Тукай погружен в свои мысли, а земляк знай себе чадит.

Он приходит уже не первый раз. И так всегда: сидит и сидит, а когда настанет пора уходить, говорит странным для крупной фигуры высоким голосом:

– Ну ладно, Габдулла, напиши уж…

Земляк работает на пивоваренном заводе. Человек он смирный, хоть режь на куски, слова не вымолвит. Приходит он к Тукаю неспроста: здорово обижает его «мачтыр Аскар Дварич», то есть мастер Оскар Эдуардович. Ругает, бьет. Вот он и ищет защиты: не напишет ли Тукай жалобу на этого «Аскар Дварича». Неплохо было бы его пропечатать в газете: ведь Тукай работает в «пуграфии», то есть в типографии.

Габдулла не раз говорил ему: толку из этого не выйдет, но земляку невдомек.

– Напиши уж, Габдулла…

– Что он, такой сильный?

– Кто?

– Твой Аскар Дварич…

– Какое там! Пальцем тронешь – умрет. После долгого молчания поэт говорит:

– Ты вот что, возьми-ка это полотенце.

– А зачем? У меня свое полотенце есть…

– Не помешает. Когда побьет Аскар Дварич, будешь слезы им вытирать…

Тукай с болью писал в своих стихах, очерках и фельетонах о покорности народа. Жалость и гнев рождала она в его душе.

Годами Тукай собирал народные песни. В эпоху реакции его интерес к народному творчеству принял новые формы. В 1910 году он выпустил собранные им песни отдельной книгой, назвав ее «Национальные мелодии». В том же году поэт выступил в восточном клубе с лекцией о народном творчестве.

По словам Тукая, дело было так: «Однажды полушутя я сказал одному из товарищей: „Буду читать лекции о народной литературе“.