Туда и обратно

Когда Саттон шел, его внимание отвлекло то, что сознание его как бы объединилось с мозгом теленка, которого что-то беспокоило. Существовало какое-то неясное чувство неизвестного… какой-то сигнал, который проникал в мозг теленка даже во сне. И это — сигнал опасности. И невозможность уйти куда-то в сторону и спрятаться от нее. Темнота и звук. Опасность.

Саттон вернулся в свое собственное сознание и продолжал идти.

«Дать немного уверенности, уверенности в жизни этого теленка, — подумал он. — Корова — существо довольное, ее цели и ощущения таковы, как и медленный процесс поглощения ею пищи. Собака была очень живым и очень дружественным существом. Кошка, независимо от того, как бы ее ни приручали, все равно находится в полудиком состоянии. Я знаю их всех, — подумал Саттон. — Я был каждым из них. Некоторые не особенно приятные создания. Например, крыса… или ласка, или же щука, которая застыла в ожидании среди водорослей. Но вот скунс… скунс — само по себе очень приятное существо. Кому понравится такая жизнь, которую ведет скунс? Ради любопытства или ради пользы? Возможно, ради любопытства, — признал он, — поскольку всегда существует человеческое стремление проникнуть туда, за те двери, над которыми висит надпись: «Вход закрыт. Личные владения. Не входить. Не беспокоить». Но и польза тоже существует, польза, которая состоит в том, чтобы узнать и изучить механизм второго тела. Обучиться проникновению в чужой разум. Изучить и почувствовать оттенки его умственных и эмоциональных реакций. Но в этом тоже есть какая-то граница… Граница, которую я никогда не пересекал. Может, из-за врожденного чувства деликатности, а может, из-за страха, что меня схватят с поличным».

Дорога выглядела белой полосой, извивающейся вдоль холма, местами пропадая в темноте, как будто в этих местах зияли глубокие расщелины. Саттон шел очень медленно, и шаги его звучали приглушенно на пыльной дороге. Земля казалась черной, а дорога — белой, звезды — огромными, мягко светившими в летней ночи.

«Они так отличаются от зимних звезд, — подумал Саттон. — Зимой звезды светят высоко, холодным, жестким, стальным цветом.

Мир и спокойствие, — сказал он себе. — В этом уголке старой Земли были мир и спокойствие, которые изредка нарушались потрясениями двадцатого века.

Из такой вот местности выходили уравновешенные люди. Люди, которые через несколько поколений поведут корабли к звездам. Здесь, в спокойных уголках мира, формировались стойкость и храбрость, глубина характера, твердые убеждения, которые помогут вести машины, созданные блестящими, но менее уравновешенными людьми, к отдаленным районам Галактики. И там завоюют стратегически важные миры и будут их удерживать во имя славы и блага человечества.

Благополучие, — подумал он. — Десять лет, это непредвиденная задержка. Но теперь все условия выполнены, теперь я свободен и могу направляться, куда пожелаю и в любое время».

Но идти было некуда. И не было способа уйти отсюда.

— Мне хотелось бы остаться, — сказал Саттон. — Здесь хорошо.

— Джонни, — позвал он. — Что мы с тобой теперь собираемся делать?

Он почувствовал в своем разуме какое-то движение. Что-то напоминающее виляние хвоста старого пса. Какой-то уют, наподобие тех одеял и пеленок, в которые закутан ребенок в своей колыбели.

— Все в порядке, Аш, — ответил Джонни. — Я пришел, когда ты появился на свет, и останусь до тех пор, пока ты не умрешь.

— А затем?

— Когда я не буду тебе нужен, я пойду куда-нибудь еще. Никто не одинок.

— Никто не одинок, — повторил Саттон. И произнес это как молитву.

И он не был одинок.

Кто-то шел рядом с ним, и откуда он появился и как долго находился здесь, Саттон не знал.

— Очень приятная прогулка, — сказал человек. Лицо его было неразличимо во тьме. — Вы часто так прогуливаетесь?

— Почти каждый вечер, — ответил Саттон, и его мозг сказал ему: «Спокойно, спокойно».

— Здесь очень тихо, — продолжал человек. — Тихо, спокойно и одиноко. Это помогает думать. Можно многое обдумывать, прогуливаясь здесь вечером.

Саттон не ответил.

Они медленно шли рядом, и, несмотря на то, что Саттон старался быть спокойным, его тело напряглось.

— Вы очень много думаете, Саттон, — обратился к нему человек, — целых десять лет вы размышляли.

— Вы знаете и это? — удивился Саттон. — Вы следили за мной?

— Мы следили, — ответил человек, — и следили наши приборы. Мы все записали на пленку. Мы многое знаем о вас. Гораздо больше, чем знали десять лет назад.

— Десять лет назад, — напомнил Саттон, — вы послали двух человек, чтобы подкупить меня.

— Я помню, — ответил человек. — Мы не знаем, что с ними случилось.

— Это просто, — усмехнулся Саттон, — я убил их.

— Они сделали вам предложение?

— Да. Они предложили мне планету.

— Я знал уже в то время, что это ни к чему не приведет. Я говорил Тревору, что это не сработает.

— Полагаю, что у вас сейчас есть другое предложение, — поинтересовался Саттон. — Несколько повысилась цена?

— Не совсем так, — ответил человек. — Нам пришло в голову, что не следует торопиться. Мы дадим вам возможность назначить свою цену.