Туда, где седой монгол

Девушка просыпалась и некоторое время сидела, устремив внимание в пространство, не в силах пошевелиться. Чувство, что она является частью стада, истекало из её тела постепенно, часто двумя струйками крови из носа, иногда бурля той же кровью в горле.

Мужу она ничего не говорила. Что скажет он, если узнает, что в её чреве на самом деле не его сын, а её старый друг. Наверное, очень расстроится. Он всегда чутко относился к её желаниям и просьбу разузнать о судьбе Растяпы выполнил с охотой, но Керме не чувствовала, что сердце его по возвращении билось сколь-нибудь чаще, а в груди поселился хотя бы один всхлип.

Может, оказавшись на земле, получится наконец понять, что искал он в этих краях?.. Может быть даже, ей подскажут изнутри. Подогреет ступни и охладит землю там куда будет бежать тропка верного пути.

Эта мысль созрела и налилась соком за сутки, словно земляничная полянка. Более того, она завладела всем существом и не оставила выбора.

У женщины выбора нет с самого рождения. Часто родители выбирали ей мужа, как только девочка вставала с коленок и делала первые шаги. Тогда же устраивали шумную пирушку, играли свадьбу, в то время, как жених и невеста бегали вокруг стола вместе с другими детьми, даже не подозревая о своей участи. Прозрачная свобода детства сменялась юностью, когда не суметь угодить мужу или расстроить его до крайности каким-нибудь своим поступком было настолько невообразимо, что даже самые вольнодумные не могли о таком помыслить. Потом наступала зрелость и необходимость ухаживать за детьми. И, наконец, старость, когда ты сама, без посторонней помощи, можешь дочитать сказание о своей жизни до точки, перелистнув несколько страниц вперёд.

Точно так же, как любая девочка знает расписанные до смерти свои обязанности с девяти-десяти лет, Керме знала теперь, что должна отправиться в путешествие. Подождать до рождения, а потом до того момента, когда ребёнок научится говорить, даже не пришло ей в голову.

Когда Керме проснулась со всеми этими мыслями, муж уже уехал. Тепло его ещё пряталось где-то в складках одеяла, но на дворе было тихо. Возился на другом конце шатра жеребёнок, которого Шона вчера пригнал в подарок сыну и его матери.

Катая между ладонями слегка набухший живот, Керме выглянула наружу, чтобы выяснить, не слишком ли похолодало со вчерашнего вечера. Утро встретило её ласковым теплом.

— Я отведу тебя в твои горы, — сказала она животу. — Только потерпи ещё чуть-чуть.

Стараясь унять дрожь в теле, она покормила жеребёнка. Потрепала его смешную, слюнявую морду. И стала собираться.

Плащ из овечьей шерсти — роскошный плащ, с капюшоном и совсем не колючий, — жених привёз его ей в подарок из одного из своих походов. Шерстяная шапочка, чтобы прятать волосы. Ей не нравилась таскать летом эту жмущую голову обновку, но замужние монголки должны на людях были носить головной убор, и Шона, похоже, очень гордился этим своим подарком. Каждый раз, когда она оказывалась на голове, косы начинали жизнерадостно шевелиться от ласк ветра.

Кто знает, конечно, есть ли там, внизу, люди.

Засунув в рот ячменную лепёшку, села поразмыслить, что бы взять с собой ещё, но больше ничего не лезло в голову. Подумала, не нарисовать ли мужу какую-нибудь записку, но потом одумалась, и смущённо захихикала. Он же всё время будет рядом. Идти следом или напротив, впереди, убирая от её лица ветки и прогоняя диких зверей.

— Догоняй, — только сказала она вслух, когда вышла наружу.

Про пищу Керме даже не вспомнила. Узелок с одеждой, сапоги — по утрам и вечером должно быть холодно — да половинка лепёшки вот и всё, что было у неё в руках.

— Слышишь, Растяпа? — сказала она, чувствуя, как слова прокатываются по нутру, стукаясь о стенки чрева. — Я донесу тебя до твоих гор. Что бы ты там хорошее не увидел, я донесу тебя туда. Ведь ты был моим единственным другом.

Говорят, облака на такой высоте, что не долетают стрелы даже у самых искусных лучников. «Как плохо, что я не знаю, как высоко может долететь стрела и насколько выше плавают в пучине неба эти тучи», — подумала Керме.

Не однажды она падала в овраги, обдирая локти и портя одежду. Самое болезненное воспоминание, связанное с падением, было у неё, когда она зацепилась волосами за куст черёмухи, и тот, обмотав косу вокруг своей кисти, дёрнул что есть силы. Керме тогда проревела до самого вечера под уверенными руками бабки, которые расплетали ободранную косу и выбирали мёртвые пряди.

И сейчас Керме готовилась к чему-нибудь подобному. Что поделать, когда падать достаточно высоко, приходится думать о худшем.

Она поцеловала порог шатра и побежала вперёд, уверено огибая по кромке густой осоки озеро и ожидая каждую секунду, как облако кончится под ступнями.

Глава 9. Наран

С каждой ночью грохот становился всё громче.

— Наверно, это грохочут горы, — сказал Урувай. — Они высокие, и с них постоянно что-то валится. Может, такие путники, как мы.