Он осторожно приотворил дверь и вошёл в разгромленный номер. В нём царил полумрак от полностью зашторенных и закрытых щитами из ДСП окон, на полу валялся вдребезги разбитый и истоптанный телефонный аппарат, постель тоже была скомкана на полу, а на высокой одинокой уцелевшей люстре печально болтался моднющий цветастый в полоску мужской галстук.
– Вот ирод, – прошептала коридорная, заглядывая в номер. – Каждое утро одевают его, в костюм впихивают и галстук завязывают, а он вон куды его. Уж не вешаться ли собрался, прости господи?
Витюша скептически усмехнулся:
– Да как же! Этот, скорее, нас всех перевешает, чем на себя руки наложит. Да куда же он в самом деле пропал?
Он прошёл в ванную, заглянул в туалет. Виновника погрома нигде не было ни видно, ни слышно.
– Не в канализацию же он просочился? – продолжал недоумевать охранник.
В это время в номер вошёл высокомерный патер Дионисий, несмотря на тропическую июльскую жару, в сутане и чёрной католической шляпе. Мельком окинув разгром в номере, он небрежно бросил коридорной что-то по-итальянски, сунул ей две зелёные бумажки, отчего та сразу тихо выплыла из номера. Витюша тоже получил свою бумажку рангом пониже и тоже откланялся. Потный патер снял шляпу и только тогда ласково позвал:
– Аквиллчик, где ты?
Вдруг внезапно матрас на разгромленной кровати вздыбился бешеным торосом и из-под него выскочил сияющий преданностью Алквилл в тренировочном синем китайском костюме и пал перед богословом на колени, кладя неустанно мелкие частые кресты и стукаясь узким лбом о мягкий палас в номере.
– Ну что ты, Алквиллчик, я же не Папа, зачем ты так? – пожурил он монаха, однако было видно, что ему это очень нравилось. Осмелевший монах, видя своего покровителя в хорошем настроении, стал ему громко жаловаться на старолатинском наречии, помогая себе активной итальянской жестикуляцией, показывая то на провинившийся в чём-то галстук, то на внушающий ему ужас расплющенный телефон, то на дверь, куда только что вышли его гонители.
– Ничего, монах, – утешал его богослов, – привыкай у цивилизации. Скоро мы найдём то, что принадлежит нам по праву Космоса. И тогда мы с тобой поедем к Папе, доложим ему обо всём и заживём на славу. А пока позавтракать нужно, славненький ты мой, и заняться серьёзными делами. Не всё же тебе телефоны курочить и унитазы крушить.
Патер достал из чёрной походной сумки кружок полукопчёной колбасы, фигуристую бутылку итальянского «Кьянти», хлеб, два апельсина и связку бананов. Оголодавший за ночь монах накинулся, урча по-кошачьи, на еду и вмиг очистил заставленный яствами журнальный столик.
– О-о, мальчик мой проголодался, – довольно заметил папский богослов. – Подкрепись, святой отец. Сегодня нам надо быть крепкими и телом, и духом.
Закончив трапезу, монах поспешно перекрестился, громко и с удовольствием отрыгнул, поспешно перекрестил рот и вновь упал на колени перед своим благодетелем.
– Ну, будет, будет, – опять пожурил его высокий покровитель. – Вот теперь собирайся в поход, милый мой. Нас ждут большие и славные дела.
Они собрались и вышли из номера, резко открыв дверь, чем напугали стоящую у дверей и подслушивающую коридорную. Впереди спокойно и величаво, как и полагается важному представителю самого Папы в этой дикарской стране, выступал раздувшийся от важности богослов, а за ним мелким бесом, кланяясь и вытягивая вперед голову, семенил представитель средневекового миссионерства.
Однако, спустившись по лестнице в фойе, миссионер вдруг резко переменился в лице, походка его стала крадущейся, хищной, он подобрался, словно приготовился к прыжку, а взор его неотрывно уставился на работающий в уголочке телевизор, на котором как раз что-то вещал печально знаменитый Доренко. Поравнявшись с ним, непримиримый миссионер-воитель, выхватив из-под рясы свой знаменитый серебряный крест, ринулся было на врага, метя прямо в темечко несчастному Доренко, и неминуемо сокрушил бы его электронный образ, если бы не чуткая опытная охрана и не цепкая рука папского богослова, схватившая его за полу сутаны и удержавшая от очередного разбоя во имя веры.
Выйдя из гостиницы, они сели в арендованную небольшую «Субарушку», куда Алквилла пришлось привычно запихивать силком с помощью двух дюжих охранников, и затем намертво блокировать двери, которые этот древний монах всё-таки приловчился открывать. На заднем сидении автомобиля охрана приметила новенькие, только что из магазина кайло, две лопаты, большой аккумуляторный фонарь и толстую бухту тонкого капронового шнура.
– Куда собрались эти чудные святые отцы? – недоумевали они. – Не на дачу же колодец копать.