Цзянь

- Велика ваша потеря, друг мой, - сказал он. - Но сознание того, что вы победили, должно хоть немного смягчить ее. Я распорядился выяснить степень вины остальных членов ЦУН. Но что касается Министра обороны и Первого секретаря партии, то на их арест можно хоть сейчас выписывать ордер. Однако с ними надо действовать с оглядкой. Слишком уж велика власть, которую они успели приобрести... Не изучи я все свидетельства, собранные вами и вашими помощниками в министерстве, я бы ни за что не поверил, что эти люди - я имею в виду ЦУН - имеют такую могущественную поддержку.

- К власти их вознесли такие могучие крылья, которые заставляют вспомнить о Боксерском восстании, - заметил Чжилинь.

- Вот именно, - согласился премьер. - Современные ихэтуани. Они спали и видели, чтобы выжить нас и совершить государственный переворот. В этом вы были абсолютно правы. Необходимо было заманить их в ловушку и сорвать с них личины "слуг народа". Опять, уже в который раз, я вам обязан более, чем жизнью: вы спасаете дело моей жизни.

- Я ваша заслонная лошадь, товарищ премьер, - заметил Чжилинь. - Знаете, в старые годы феодалы использовали на охоте лошадь, которая отвлекала опасного зверя на себя? Так что те, кто мечтает вас свалить, имеют во мне непримиримого врага. Они вынуждены расходовать свою энергию на мою ничтожную персону.

- Все дороги в Китае идут в Пекин, но ни одна из них не минует Ши Чжилиня. - Премьер дружески коснулся плеча своего министра. - Так повелось со времен, которые принято называть, мой друг, незапамятными, не так ли? Но, между прочим, китайцы приносят жертвы тоже с незапамятных времен.

- Боюсь, на этот раз цена победы слишком высока.

- Мы сделаем все, что можем, для увековечивания памяти о нем. Он будет похоронен как Герой Революции. Его старший сын...

- Товарищ премьер, прошу вас, не надо церемоний. Пусть мертвые покоятся с миром.

- Ши Чжилинь, страна должна знать.

- Об этом знаем мы, и этого достаточно. Возможно, даже более, чем достаточно.

Сейчас они находились в дальнем углу Тай Хэ Дяня - Зала Высшей Гармонии. Над их головами окна подымались к потолку, как хрустальные мечи.

- Как ваша боль?

Чжилинь пожал плечами. Что он мог сказать? Серый дождь отчаянно стучал в окна, будто желая, чтобы на него обратили, наконец, внимание.

- Только элементарные частицы вечны, - сказал премьер. - Так учил Будда, хотя, возможно, он и не употреблял этого термина.

- Что делать Будде в современном Китае?

Премьер улыбнулся.

- А разве не Будда вас поддерживал все эти годы, Ши Чжилинь? - Хотя это был явно не риторический вопрос, Чжилинь счел за благо промолчать. - Или вы думаете, что я был не в курсе ваших прогулок в Храм Спящего Будды? Долгих часов, посвященных вами медитации в храме?

- Совсем наоборот, - ответил Чжилинь. - Или, как говорят греки, антитеза.

- Вас в детстве никто не называл мальчиком наоборот, Ши Чжилинь? иронично осведомился премьер, заложив руки за спину. - Вы сами воплощенная антитеза... Но я должен сознаться, что порой завидую вам: вы можете отключиться от нашей суеты и достичь - как это называется? - полной гармонии с миром через свою медитацию в храме Вофози.

- Далеко не полной, - покачал головою Чжилинь. - Какую гармонию может ощущать человек, лишенный своих детей?

- И что же делать?

- Я должен ехать в Гонконг.

Наступила тишина. Только дождь-анархист исполнял свое сумбурное соло на ударнике, используя для этого окна Зала Высшей Гармонии.

- Вы планировали это с самого начала?

Чжилинь грустно улыбнулся.

- Некоторые вещи, товарищ премьер, даже я не могу планировать.

- Значит, надо ехать. А что дальше? - спросил премьер. - Ведь и там это не кончится.

- Кончится, если это будет угодно Будде.

Они стояли, окутанные туманом веков. В Китае прошлое каким-то странным образом умеет оставаться вечно живым. И всегда такое ощущение, что оно касается вас своей призрачной рукой.

- А если не будет угодно?

- Тогда я не вернусь в Пекин, - ответил Чжилинь.

Духи предков, казалось, говорили с ними нестройным хором.

- Как же мы будем обходиться без вас? - спросил премьер.

Его вопрос прозвучал странно, приглушенный то ли туманом, то ли голосами духов.

- Ветер будет по-прежнему скатываться с горных хребтов, и Желтая Река не остановится в своем течении.

- Нам будет без вас неуютно, как ребенку без твердой руки воспитателя. Мы ведь все еще дети, несмотря на то, что считаем себя единственной подлинно цивилизованной нацией. А, может быть, потому мы и считаем себя таковой, что является детьми.

- Не кажется ли вам, что мы порой бывали слишком кровожадными, отстаивая свою цивилизацию?

- Мы всегда были убеждены, что это способствует всеобщему благу.

- Мне кажется, - сказал Чжилинь, - что это самый суровый приговор нашей политической системе, который мне доводилось слышать.

- Возможно, - сказал премьер как-то отрешенно. - Возможно.

Чжилинь вдруг почувствовал себя страшно усталым, хотя еще и не трогался в путь.