Цзянь

Юмико была так ошарашена, что первое мгновение смотрела на малыша, не говоря ни слова, а потом засмеялась и заплакала одновременно, схватила его на руки и принялась тискать. Он выждал приступ материнской радости, а потом спокойно повторил вопрос.

- Конечно, можно, - ответила она и пошла вместе с ним.

Маринованные сливы были его любимым лакомством. Первый урожай слив снимают весной и закатывают в большие банки. К июню, когда начинается летняя жар, маринованные сливы становятся сочным, освежающим лакомством. Аки уже знал, что если слив не нарвешь, то нечего будет и мариновать. Милый ты мой! - подумала Юмико, шагая за трехлетним организатором сельхозработ.

- Ты мне хотела рассказать про карпа, - напомнил он матери, переводя взгляд с вымпела на лицо матери.

Юмико очнулась от воспоминаний.

- В XVII веке самураи в этот день выходили из дома с оружием и приветствовали своих сыновей, выставляя на показ свои катана, сверкающие в лучах весеннего солнца. Простонародью же не разрешалось носить оружие. Вот они и решили - я думаю в шутку - выставлять напоказ сверкающую чешуей рыбу, давая понять самураям, что и простые люди не лыком шиты.

- Значит, мы не самураи, раз выставили рыбу? - спросил Аки с присущей ему сообразительностью.

Юмико не сразу ответила на этот каверзный вопрос.

- Даже и не знаю, что тебе на это сказать, Аки-чан. Но мне бы хотелось верить, что мы самураи.

- Мне тоже, - сказал Аки задумчиво. Потом он поднялся с крыльца. - Можно я пойду за сливами, мам?

- Конечно, - ответила Юмико. Одинокая слезинка скатилась по ее щеке, когда она смотрела, как ее длинноногий отпрыск бежит по тропинке на улицу.

Когда они в этот день ужинали, прислушиваясь, как стяг с изображением карпа трепещет на ветру.

Юмико рассказала сыну, зачем она каждую зиму водит его на кладбище молиться.

- Ты быстро взрослеешь, - сказала она. - Пора тебе узнать историю моей жизни. Мы сюда приехали из Шанхая...

- Расскажи мне об отце, - попросил он.

- Нечего о нем рассказывать, - довольно резко ответила она. - Твой отец умер. Погиб в Шанхае. Может быть, это и к лучшему.

- Но он был самураем, - упорствовал сын, - и все-таки погиб. Почему храбрые погибают?

- В той войне, - ответила Юмико, - храбрейшие и самые чистые духом погибали первыми. - Ее глаза стали задумчивыми. - Может быть, это всегда было так, и не только в Шанхае. Чистоте, по-видимому, нет места в этом несовершенном мире. Те, что живут по законам чести, обычно наказываются за свою дерзость.

- Ну уж я бы не позволил себя наказать, - воскликнул Аки, хватая палочку для еды и размахивая ею, как мечом. - Я - самурай, и я башку отрублю любому, кто попробует меня наказать!

Юмико собиралась было отругать сына за такие глупые речи, но в последний момент прикусила язык. Даже когда он был совсем маленьким, она всегда относилась к его словам всерьез. Вот и сейчас в его мальчишеской браваде ей почудилось, что ее дух, жаждущий отмщения, переселился в сына.

- Мы ходим на кладбище каждый год 18-го января, потому что в этот день в 1932 году в городе Шанхае на пятерых японских священников было совершено нападение. Один из них был убит, и это послужило толчком для волны столкновений между китайцами и японцами. Погиб первый из многих. Мы должны почитать его коми.

- Он был самурай?

- Нет, Аки-чан. Я же тебе сказала, что он был священником.

- А что он делал в Китае?

До чего же въедливы эти детишки! - подумала Юмико. И особенно ее сын.

- Он был членом весьма воинственной буддистской секты.

- А в нашем городе такие буддисты есть? - спросил Аки.

Юмико улыбнулась и коснулась руки сына.

- Не думаю. Они далеко не так популярны в наши дни, как когда-то. Сомневаюсь, чтобы представители этой секты жили в нашем городе.

- А как они себя называют?

- Ничиренами.

Аки узнал от матери, что основатель этой секты Ничирен жил в XIII веке. В отличие от последователей других форм буддизма, он считал, что три воплощения Будды - Универсальное Тело, Вечное Тело и Изменяющееся Тело - составляют единое и неделимое целое.

Много сил и времени он отдал борьбе с другими, более влиятельными сектами буддизма и критике правителей Японии за потворство ложным, по его мнению, учениям.

Ничирен - это было не настоящее имя основателя секты. Он его сам придумал, сложив два слова: "ничи", что значит "солнце", которое одновременно символизировало и Свет Истины, провозглашенной Буддой, и Страну Восходящего Солнца, и "рен", что означает "лотос", то есть истинный буддизм.

Из-за своей непримиримости Ничирен в конце концов был приговорен правителями Камакуры к смертной казни. Но когда на эшафоте топор палача поднялся над Ничиреном, молния необыкновенно чистого голубого цвета ударила в его лезвие и затупила его.

Божественное вмешательство заставило правителей пересмотреть форму наказания строптивого реформатора. В конце концов, его осудили на пожизненное изгнание на необитаемом островке в Японском море.

Там он написал: "Крики чаек похожи на плач, но слез птицы не проливают. Ничирен не плачет, но слезы его никогда не просыхают".