Цзянь

- Конечно, я провожу вас до центра. Но если у вас есть немного свободного времени, мы бы могли сходить в храм Лунхуа. Прекрасный храм, который я знаю с детства. Посещение его всегда облегчает душу, особенно в день, посвященный скорби по ушедшим

Женщина бросила на него нерешительный взгляд.

- Вы считаете, это удобно? Что люди скажут?

Чжилинь обладал редким для шанхайца безразличием к сплетням, которые в этом городе - да и вообще в Китае - относятся, как к высокому искусству. И ему и в голову не приходило, что из-за его богатства и веса в обществе о его личной жизни могут ходить различные домыслы.

- А что они могут сказать? - спросил он, немного озадаченный.

У нее, однако, талант ошарашивать, - подумал он.

Она весело рассмеялась, и этот смех кольнул его в самое сердце.

- О, все что угодно, учитывая страсть китайцев к сплетням! - Она беззаботно улыбнулась. - Например, что между нами тайная любовная связь.

Чжилинь покраснел.

- Какая чушь!

- Чушь, конечно, - согласилась она, все еще улыбаясь. - Но ведь людские мысли и языки невозможно контролировать.

Еще как можно! - подумал Чжилинь. Вся его жизнь была посвящена науке делать именно это. Но, странное дело, они будто поменялись ролями: она говорит с ним, будто он - гвай-ло, а она - китаянка. Очень странно! Совершенно сбивает с панталыку!

- Вы что, боитесь людских языков? - спросил он. Она опять засмеялась.

- Если бы боялась, никогда бы не приехала сюда. Китай - не место для добропорядочной леди, которой я, по мнению моих друзей и родственников, являюсь.

- И они заблуждаются?

- В стране, откуда я родом, джентльмены не задают таких вопросов.

- Может быть, именно поэтому вы здесь? - спросил он полушутя.

- Нет, не поэтому. - Она вдруг посерьезнела. - Я приехала похоронить брата. Он умер от малярии.

Сказав это, она вдруг усомнилась в правдивости своего ответа. Он ведь умер уже месяц назад. Траур закончен. Кроме того, - подумала она, - Майкл умер счастливым человеком, найдя свое место в жизни, чего я не могу сказать про себя.

Она взглянула на своего собеседника и внезапно приняла решение.

- Как я могу идти с вами, куда бы то ни было, сэр? Ведь мы незнакомы.

- Тысячу раз прошу прощения! - воскликнул Чжилинь, опять покраснев. - Меня зовут Чжилинь Ши.

Он намеренно произнес свое имя на европейский лад, поставив сначала имя, потом - фамилию.

- Очень приятно, Ши Чжилинь, - сказала она, вернув его имени нормальный китайский порядок. - А меня зовут Афина Ноулан.

Она была слишком темнокожей для гвай-ло, и с карими, слегка раскосыми глазами. Это у нее от матери, объяснила она. Ее мать была родом с Гавайских островов и в ее жилах текла королевская кровь. Сам Камехамеха I, который в начале XIX века объединил под своей властью все Гавайи, был ее предком. Отец Афины был англичанином, много постранствовавшим на своем веку, как и его отец, которого, привели на острова, называвшиеся тогда Сэндвичевыми, его политические страсти. Это было в короткий период правления С.Б. Доула, непосредственно перед аннексией островов Соединенными Штатами в 1898 году.

Все это Чжилинь узнал примерно через восемь дней после их первой встречи, закончившейся тем, что они вместе вернулись в город. Несмотря на все их смелые высказывания по поводу общественных условностей, они не хотели компрометировать друг друга. Что касается Чжилиня, он был очень недоволен собой. Еще с юности он привык смотреть на себя как на человека независимых взглядов, опережающего свое время. И ему было стыдно, что он до такой степени зависим от общественной морали, что не может встретиться с заинтересовавшим его человеком.

Это неприятное чувство, однако, скоро прошло, поскольку примерно через неделю он опять встретился с Афиной. Это было на званом вечере у Бартона Сойера. И именно старший сын Бартона, Эндрю - ему было уже 18 лет и он работал на отцовской фирме - официально представил их друг другу.

Ни один мускул не дрогнул на лице обоих во время церемонии представления. Чжилинь сухо поклонился Афине, затем взял ее руку и поднес к губам, по европейскому обычаю. Афина сделала книксен.

- Очень приятно, мистер Ши.

Глаза их улыбались друг другу, но губы оставались неподвижными. Их первая встреча на кладбище так и осталась их тайной. Это в какой-то степени компенсировало, во всяком случае, для Чжилиня, их скованность в тот ясный летний день.

Афина видела в Чжилине все, чего ей недоставало на Гавайях. За последнее время ее бессмысленная жизнь на родном острове начала тяготить ее. Ее просто тошнило, как от приторного сиропа, от изжелта-зеленых закатов, от шороха пальм над желто-лимонным песком, от шепота прибоя. Она не могла спать по ночам. Стала беспокойной и раздражительной. Ничто ее не интересовало. Известия о смерти Майкла принесли ей спасение. Она воспользовалась этим как предлогом для того, чтобы, несмотря на протесты семьи, уехать в Китай. К ее счастью, отец в это время был на материке по своим делам. А то бы она никогда не решилась на такой шаг