Цыганское проклятье

– Эх, Буянушка, – всадник потрепал коня по загривку, – не та нынче охота. Думы мои не здесь, а далеко в Петербурге. Как там моей доченьке, Марьюшке, с дедом и бабкой живется? Люблю ее беззаветно. Скорее бы свидеться. Слышишь меня, Буян?

Конь успокаивающе пофыркал, точно понимал речь хозяина, и вдруг настороженно замер истуканом каменным, только ушами прядет. Дурной знак. Силантий не был трусом, но сейчас все его тело сковал мороз. Да не тот, что крепчал с каждым часом, другой… Словно чары наложили, что пошевелиться не дают.

В серой мгле стали загораться зловещие угольки глаз. Закружились в страшном танце, завораживая смертельной красотой. Волки подступали бесшумно, даже листва не шелестела под их мягкой поступью.

Звенящую тишину разорвал леденящий кровь вой. Буян заржал и встал на дыбы. Волки, словно только этого и ждали, кинулись к всаднику. Одного Силантий успел сбить из арбалета, еще одному жеребец размозжил череп копытом. Но их все равно было еще слишком много. Серое кольцо, переливающееся золотистыми огоньками глаз, начало смыкаться. В ушах стояло злобное рычание.

– Прощай, Буянушка, и прости за все.

Всадник, перезарядив арбалет, соскочил с коня, и вот еще одна туша упала замертво.

Арбалет Русалову достался от отца, а тому – от деда. Таким оружием уже почти не пользовались, но Силантий никак не мог отказать себе в удовольствии почувствовать мощь предков, их злость, азарт. Вырезанный из черного дерева, украшенный серебряным кружевом, он был похож на смертоносный цветок, что выстреливает ядовитыми иглами. Арбалет ложился в руку, срастаясь с ней в единое целое, и еще никогда не подводил своего хозяина. Потому Силантий не признавал ружей и винтовок, хотя и не раз становился объектом насмешек со стороны приятелей. А маменька хваталась за сердце всякий раз, когда они с отцом собирались охотиться.

Родителей давно нет, а он и сейчас слышит обеспокоенный голос матушки:

– Матвей, ты чему сына учишь? Может, завтра на медведя с голыми руками его пошлешь?

– Жизнь пострашнее охоты будет, потому как сам дичью можешь оказаться, – грозно отвечает отец, хотя уголки его губ предательски дрожат и тянутся вверх. – Не всегда при нем будет оружие, потому надо уметь обороняться. И не перечь мне, Анастасия!

А может, вовсе не чудятся голоса. Может, он так близко к черте подошел, что почивших слышит?