Неизвестно, откуда у старой цыганки, которая в Ростове согласилась сдать Насте комнату по рекомендации Шелоро, могло взяться имя Изабелла. Раньше Насте никогда не приходилось встречать такого среди цыган. Но и расспрашивать об этом свою квартирную хозяйку она не стала. Мало ли по каким странам и землям могли кочевать родители, а может быть, и деды этой цыганки, прежде чем оказаться на берегах Дона. Как еще в детстве слышала Настя от своей прабабки, обычно в тех местах, где по пути своего кочевья задерживались цыгане, они и заимствовали имена для своих новорожденных детей. При этом, по словам прабабки, иногда прихватывали с собой в дальнейший путь и чужих детишек. «Может, и я у вас чужая?» — бывало, с содроганием спрашивала Настя. «Нет, деточка, тогда бы ты была русая», — успокаивала ее прабабка, не переставая пережевывать и катать во рту от одной щеки к другой комок табака. «А зачем?» — заглядывая ей в глаза, продолжала допытываться Настя. «Я и сама не знаю. Говорят, чтобы у нашего племени кровь не протухла». И, пожевав беззубым ртом табак, она поясняла: «Когда народ маленький и братья уже начинают жениться на своих сестрах, то это плохо. Больше нападают всякие болезни на цыганских детей, и они чаще умирают». — «Я, когда вырасту большая, только за русского замуж выйду», — решительно заявляла Настя. Прабабка качала головой: «Так тоже редко бывает. Наши цыгане не любят своих детей из табора отпускать. А те же русские к кочевой жизни не привыкли. Но, может, это и враки, — сплевывая на землю комок пережеванного табака, заключала прабабка. — Мало ли и среди русских тоже встречается черных, как цыганята, детей». — «Нет, я все равно буду за русского замуж выходить, за русского! — сжимая кулачки, наступала на прабабку Настя. — Или я тогда из табора уйду». Костлявыми руками прабабка притягивала ее к себе и смеялась голыми, без единого зуба, деснами: «Кого полюбишь, внучка, за того и выйдешь. Хоть за рыжего».
Теперь, вспоминая эти разговоры, Настя грустно улыбалась. Все, все сбылось. И со своим табором она навсегда рассталась, когда разбросала его во время панического бегства от немцев война; и замуж она, как хотела, вышла за русского, а все равно по-своему распорядилась судьба. Загадочная эта штука — жизнь. Не того может заставить полюбить, кто любит тебя, а того, кто все время ищет глазами другую.
Устраиваясь на новой квартире в Ростове, она нашла на дне чемодана и хотела прикрепить к стене кнопками над своим столиком фотокарточку Будулая в военной форме с погонами, которую она однажды выкрала у него в полевом вагончике, когда приезжала к нему в отделение на мотоцикле, но вдруг за ее спиной пошевелилась квартирная хозяйка, старая цыганка Изабелла.
— Не надо, — потребовала она от Насти.
— Почему?
— Ты повернись ко мне получше, чтобы я могла твои губы видеть. У меня давно уже как пробки в ушах. Это же Будулай?
— Вы его знаете? — быстро спросила Настя.
— Кто теперь из наших донских цыган не знает его? — И, попыхтев своей длинной трубкой, Изабелла добавила: — Но не все одинаково любят. Он кто тебе?
— Его жену, а мою сестру немецкий танк раздавил.
Старая цыганка надолго затянулась своей трубкой и потом сквозь расступившийся дым печально взглянула на Настю.
— Все равно не надо. У меня здесь разные цыгане бывают. Да и вся эта квартира не моя. — Рукой с зажатой в ней трубкой она повела вокруг себя. — Я тут у моей племянницы Тамилы за сторожа живу.
Под настойчивым взглядом старухи Настя, спрятав обратно в чемодан фотокарточку Будулая, после некоторого колебания достала из чемодана и пришпилила кнопками к стене фотографию Михаила. На карточке он, выглядывая из кабины самосвала и распустив по ветру свой чуб, взмахнул рукой. Настя помнила, что он всегда перед очередным большим рейсом, проезжая мимо детского сада и притормаживая самосвал, вот так посылал ей свой привет.
Продолжая заглядывать через ее плечо, старая цыганка одобрила:
— Хороший парень. Человека сразу видно. По-моему, как-то он меня подвозил.
— Он, если по дороге кто «голосует», всегда подвозит, — подтвердила Настя.
— Помню, вместо молодого русского мужчины, который впереди очередь занимал, он меня взял. А тебе он кто?
— Муж.
Старуха вынула трубку изо рта.
— Что же ты мне об этом сразу не сказала? Я семейных на квартиру не беру.
— Ему и не нужна ваша квартира, — холодным тоном отомстила ей Настя. — Он, пока я не закончу институт, на конезаводе останется жить. — И она захлопнула крышку своего чемодана.
— А ты не хлопай. И ночевать его сюда, пожалуйста, не приводи. Я уже сказала, что квартира эта не моя.
Задвигая чемодан под кровать и распрямляясь, Настя встретилась со взглядом старой цыганки. Неожиданно та рассмеялась.
— Как насквозь прошила. Если не нравится, я могу тебе помочь квартиру лучше найти.
— Не все, бабушка, лучше, что лучше.
Старуха с удовлетворением заключила:
— Будулай, значит, помнит мои слова.