Цветы в пустоте

Сильвенио сглотнул. Резкое осознание того, что он не протянет так долго, сжало его сердце волной страха. Он вдруг отчётливо понял, что у него осталось всего два варианта, как может это закончиться: либо Аргза в конце концов убьёт его нагрузками и непрекращающимися наказаниями, либо ему придётся окончательно поступиться своими принципами и убеждениями и научиться причинять другим вред. Хотя нет – был ещё и третий вариант: он мог просто умереть от голода, учитывая, что Аргза дал запрет поварам на особое вегетарианское меню для него, а есть мясо он не мог себя заставить, и приходилось довольствоваться хлебом и остатками общего супа.

Он подошёл к нему и – рухнул перед сидящим в капитанском кресле варваром на колени. Это оказалось нетрудно: ноги его уже всё равно не держали. Саднящим лбом он в изнеможении уткнулся в носки его сапог, вцепившись, как безумный, в его брюки дрожащими пальцами.

– Простите меня… – зашептал он сбивчиво. – Умоляю, простите… Я ошибся, я ужасно ошибся, когда говорил вам… те слова! Пожалуйста, я не выживу без вашей заботы, я не справлюсь, я не выдержу больше… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Ладонь варвара легла на его затылок в привычном ласкающем жесте, и только тогда он решился поднять взгляд.

– Ты прощён, – Аргза улыбнулся ему, и тёмные глаза его чуть потеплели. – Но прежде – заслужи это прощение.

Он многозначительно посмотрел на свой пах, недвусмысленно намекая. Сильвенио застыл, кусая губы.

– Ты ведь делал это моему братцу, я не ошибаюсь? – тот неуверенно кивнул, содрогнувшись от воспоминаний. – Хорошо. Значит, опыт уже есть. Покажи, чему ты научился.

Он не мог возразить. Не мог отступиться сейчас, не мог встать с колен, не мог выбрать смерть. Может быть, многие бы выбрали на его месте, но он всё ещё свято верил в то, что ему так часто повторяли в детстве: причинять вред – грех, но не ценить свою жизнь, какой бы безнадёжной она ни казалась – грех ещё больший, потому что святая мать Эрлана даёт своим детям жизнь не для того, чтобы ей разбрасываться, а значит, пока ты жив, нужно сделать всё от тебя зависящее, чтобы эту жизнь сохранить. Поэтому он закрыл глаза и потянулся к его ширинке.

Когда он закончил "просить прощения", его глаза были пусты без всякого Контроля. На семя, стекающее с его губ и подбородка, он не обращал внимания, продолжая сидеть на коленях и не поднимая больше взгляда.

– Иди умойся, Лиам. Потом вернись, ты мне ещё сегодня будешь нужен. С завтрашнего дня я возвращаю тебе твоё питание и нормальный режим.

Он кивнул и, поднявшись, вышел из кабины, направившись в личную ванную Аргзы. Вернулся он, однако, только через полтора часа, с мокрой головой и слипшимися – то ли от воды, то ли от слёз – ресницами. Без слов подошёл к консоли, привычно настраивая систему корабля – необходимости в калибровке сейчас не было, но на Аргзу ему смотреть не хотелось.

Пиратnbsp; – Вперёд. Перекрой им вентиляцию. Посмотрим, как долго они протянут без воздуха. Может быть, тогда они захотят проявить чуть больше навыков дипломатии.

встал. Обнял его сзади за плечи, зарылся носом в мокрый пух волос, чувствуя, как хрупкое тело под ним ощутимо напрягается.

– Послушай, – сказал Аргза, целуя его в макушку. – Не думай, что я на самом деле такой уж бездушный. Всё совсем не так, как ты себе представил. Мне действительно нравится о тебе заботиться – и чёрт с ними, с мотивами. Просто… тебе нужно быть осторожнее со словами, ладно? Я и впрямь разозлился, потому что, видишь ли, я не люблю неблагодарных.

Сильвенио благоразумно проглотил рвущееся наружу замечание о том, кто на самом деле здесь неблагодарный, учитывая, сколько он делает для обеспечения нормальной работы судна. Аргза коснулся губами его уха, снова зарылся в волосы.

– Не знаю, почему, но я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.

– Традиции моего народа учат отказываться от ненависти от злости, потому что они уничтожают человека изнутри…

– К чёрту традиции. Ты не можешьменя после всего этого не ненавидеть.

– Я… нет, сир, могу. Я не ненавижу вас и не понимаю, зачем вы добиваетесь обратного. Зачем вы делаете всё это, если… Нет, я не ненавижу вас, сир, честно говоря, мне вас… жаль.

– Жаль?

– Да. Мне вас жаль… У меня, по крайней мере, есть целый один лучший друг, один просто хороший друг и ещё – воспоминания о доме, и это помогает мне верить в лучшее. А у вас… у вас нет ничего и никого, что могло бы… – тут он очнулся, задрожал снова, до смерти перепугавшись, что за такие речи Аргза снова его накажет. – То есть… нет, простите, я заговорился, я совсем не это имел в виду, я…

Он замолк, прерванный громким хохотом. Непонимающе уставился на смеющегося пирата, повернувшись к нему лицом и готовый даже повторить минет, если тот потребует – лишь бы не лишал его снова своего покровительства. Но Аргза смеялся и, кажется, не злился на этот раз.

– Жаль, Лиам? Ну и странный же ты, честное слово, если в твоём положении ещё можешь испытывать жалость, и к кому – ко мне! Мой личный маленький чудак, ты не устаёшь меня удивлять!